Не робей! Так и лежи, а я не выдам! — и прошел дальше.
Тайчжиуды собирались еще раз обыскать берег, и тут Сорган-Шира посоветовал им:
— Давайте хорошенько обыщем каждый свой участок обратным путем.
Когда те удалилсь, он предупредил Темучжина:
— Лежи тихо. Неподалеку тут твои братцы точат на тебя зубы и языки. Но не робей!
Вскоре снова появились Таргутаевы ищейки в полной решимости обследовать каждую пядь берега.
Отважный, но не менее осторожный сулдус принялся им выговаривать:
— Сыновья тайчжиудские! Средь бела дня вы потеряли целого человека! Как же можно найти его темной ночью? Давайте напоследок хорошенько просмотрим, на обратном пути, каждый свою долю, да и по домам! А завтра утром опять сойдемся на поиски. Куда может уйти человек с колодкой на шее?
И вот снова, оставшись один, этот прекрасный человек, наклонившись к воде, сказал Темучжину:
— Теперь ты выжди, когда мы все разойдемся, да и беги домой. Да смотри никогда не говори, что видел меня!..
Другой, несомненно, тут же последовал бы доброму совету. Темучжин предпочел использовать представившийся случай до конца. Когда он попал в плен и переходил из юрты в юрту, ни в какой другой семье к нему не отнеслись более доброжелательно, чем у Сорган-Ширы. «Еще позавчера, — размышлял юноша, — когда мне была очередь ночевать у него, его сыновья Чимбай и Чилаун меня пожалели. Ночью, видя мои мучения, ослабили колодку и дали возможность прилечь. А теперь вот Сорган-Шира, хоть и заметил меня, проехал мимо. Не донес. Не спасут ли они меня и на сей раз?»
Темучжин спустился вниз по Онону, ища юрту Сорган-Ширы. Он приметил ее по привычному стуку мутовки, которой хозяйка сбивала масло. Стоит ли удивляться, что Сорган-Шире вовсе не понравился этот визит, из-за которого он мог быть казнен как сообщник! Сулдус встретил Темучжина более чем прохладно:
— Разве я не велел тебе убираться восвояси? Чего ты пришел?
Но Чимбай с Чилауном вступились за пленника:
— Когда хищник загонит малую пташку в чащу, то ведь и сам лес ее спасает. Как же ты можешь говорить такие слова человеку, который к нам пришел?
Не ожидая ответа отца, юноши сняли с Темучжина колодку и, дабы не осталось и воспоминаний о ней, бросили ее в огонь. За юртой стояла телега с шерстью. Там они и спрятали беглеца, наказав сестре Хадаан присматривать за ним и держать язык за зубами.
Опасность ведь еще не миновала. После трех дней безуспешных поисков тайчжиуды, убежденные в том, что Есугаева сына кто-то укрыл, пошли по домам.
Придя к Сорган-Шире, они обыскали его юрту, кибитки и даже постель. Увидев телегу, где лежал Темучжин, Таргутаевы люди принялись ее разгружать. Еще немного, и они его нашли бы, но Сорган-Шира, с деланным равнодушием наблюдавший за обыском (он знал, что на карту была поставлена его собственная жизнь), снова остановил их. С видом самым безразличным он бросил вскользь:
— В такую жару как можно усидеть под шерстью?
Это замечание показалось тайчжиудам справедливым, и они ушли, но сулдус, понимая, что на волосок от гибели был и он сам и его семейство, поспешил Темучжина выпроводить:
— Ты чуть было не развеял меня прахом по ветру! Ступай-ка теперь и разыскивай свою мать и братьев!
«Он дал Темучжину беломордую рыжую яловую кобылу, сварил двухгодовалого барана, снабдил бурдюком и бочонком, но не дал ни седла, ни огнива. Дал только лук и пару стрел».
Простившись с Есугаевым сыном, сулдус свободно вздохнул, но лишь тогда, когда стих стук копыт его лошади.
Темучжину повезло, и никто из врагов ему не встретился. Он без помех добрался до места, где вынужден был расстаться с братьями. Разумеется, они оттуда уже ушли, но в траве остались следы, которые и привели его к устью Киму рха, а затем в урочище Хорчухой.
Монгольские легенды не содержат описания радости, охватившей изгнанников при возвращении юного вождя, которого они мысленно похоронили. Сообщается только, что малое время спустя семья перекочевала на Синее озеро (Коко-нур), что в окрестности Хара-джирухая, в верховьях Сангура, в глубине урочища Гурельгу, находящегося на подступах к Хэнтэю. Иначе говоря, из бассейна верхнего Онона она ушла в поречье верхнего Керулена, первым из левых притоков которого является Сангур. Увы, ее существование оставалось жалким и скудным, так как единственной пищей по-прежнему были степные грызуны, такие как тарбаганы или тарбухи, степные суслики, на которых и сегодня в том крае охотятся с собаками.
Почти вся собственность Темучжина состояла из его лошадей. Однажды, когда восемь из них, в том числе легендарный мерин серебристо-белой масти, паслись возле юрты, степные грабители их угнали. Все это произошло на глазах у братьев, но помешать конокрадам у них возможности не было, так как на девятой лошади, жидкохвостом гнедке, Бельгутай уехал на охоту на сусликов. Юноши бросились было за похитителями в погоню, но догнать их им, естественно, не удалось. На закате вернулся Бельгутай, ведя под уздцы гнедого коня, нагруженного тарбаганами настолько, что животное едва держалось на ногах.
Узнав от Темучжина о беде — для этих несчастных лишиться восьми лошадей значило погибнуть, — он вызвался немедленно отправиться на поиски мародеров, но Хасар его остановил:
— Ты не сможешь. В погоню пущусь я.
Темучжин сказал:
— Вы оба не сможете. Я сам поеду.
Юный вождь вспрыгнул на спину гнедка и исчез в степи, скача по следу уведенного табуна.
Минуло двое суток. На закате третьего дня в алом свете зари Темучжин увидел лошадиное стадо и мальчика, доившего кобылу. В ответ на вопрос Есугаева сына малец заявил, что, действительно, заметил, как на рассвете мимо него какие-то люди прогнали восемь лошадей, включая серебристо-белого мерина.
Тот мальчик звался Боорчу, и был он единственным сыном монгола Наху-баяна (богатого) из племени арулатов. Чистосердечный и доверчивый, он сразу проникся симпатией к Темучжину.
— Друг, — сказал он ему, — ты ведь сильно устал в пути. Поеду-ка я с тобой в товарищах.
Предложив себя в проводники, Боорчу дал сыну Есугая свежую лошадь: белого коня с черной полосой на спине, а сам сел на быстроногого рыже-чалого жеребца. Вздумай малый предупредить отца, тот, несомненно, запретил бы ему участвовать в столь безрассудном деле всего лишь из дружеских чувств да еще неведомо к кому. Но Боорчу не только не зашел домой, но даже бросил в поле оба кожаных ведра с надоенным молоком. Друзья вскочили в седла и устремились вслед за конокрадами.
Первые двое суток поисков оказались безрезультатными. Вечером третьего дня, на закате, когда солнце опускалось за холмы, приятели заметили табунок, стоявший возле лагеря, по монгольскому обычаю окруженного повозками. Восемь украденных лошедей — и среди них серебристо-белый мерин — находились там.
