классу мы определились с выбором профессии. Я медик, Масео и Аморалюс — инженеры-строители, Казо и Фауст — тоже, Павка, не помню точно, кажется, в МФТИ собрался, Лувр — в МАИ. Когда, сидя в кафе, а делали мы это регулярно, втроём, впятером или даже все вместе, и такое бывало, — когда кто-то из нас подносил чашку от стойки к столику, он всегда подавал со словами: это — авиаконструктору, это медику, это — строителю и т. д.
У меня с Микояном Сергеем самая долгая дружба. Такие критерии годны только для тостов и юбилейных поздравлений. Тем не менее к моменту написания этих строк прошло 60 лет. Здесь я обозначил только некоторые школьные запечатления.
Масео окончил Кироваканский политех, отслужил в Советской армии, а вскоре семья их, кроме вышедшей замуж Галки, переселилась в Минск.
С Фаустом — Есаяном Арменом — я сблизился в классе седьмом. До этого мы, конечно, знались, но неблизко. Он жил на Батуми, 14, как и Аморалюс, и у них обоих были другие интересы, чуждые мне — охота, походы в лес по грибы, лазание по горам и скалам, увлечение фотографией. Фауст был очень спортивный, с избытком энергии, мобильный, сильный. Его любимая игра — он мне показывал — в беседке, что стояла у них во дворе, он перепрыгивал через перила изнутри наружу и обратно без остановки. Это, конечно, ощущение силы, гибкости, прыгучести и лёгкости своего тела, чувства, не знакомого мне по жизни. Созерцание этого вызывало восторг. Фауст занимался успешно спортом, метанием копья. Настолько успешно, что его освободили от выпускных экзаменов для участия во всесоюзных соревнованиях.
Какое-то непродолжительное время, в классе пятом-шестом, Фауст и Аморалюс звали меня ласково Слоником и в дружбе не отказывали. А позже я просто ушёл со своего родного двора и, можно сказать, поселился на Батуми, 14. Вот тогда, в классе восьмом, Фауст приоткрыл мне Путь души. Сначала были рассказы о греческих богах, о героях Эллады, о художниках Возрождения[48]. Я этого не знал, я тогда вообще ничего, кроме школьных заданий, не читал.
А потом Фауст привнёс в мою жизнь Жан-Жака Руссо, его «Исповедь». Я, игнорировавший наш домашний шкаф, набитый двумя рядами книг на двух языках на каждой полке, игнорировавший книжный шкаф семьи Сарухановых, кроме трёх томов Конан Дойля, — я специально записался в городскую библиотеку, чтобы получить на две недели эту, несомненно, великую книгу. «Исповедь» Руссо стала фундаментом моего взросления и самовоспитания.
Первые уроки печати фотографий тоже пришли мне от Фауста. И он, и Аморалюс это и многое другое уже умели делать, я же только начинал. Дело в том, что Фауст — младший брат Карена, который, казалось, знает всё на свете, и, который прокладывал дорогу, по которой младшему брату было легко идти. То же самое было у Аморалюса. Его старший брат Арам, талантливый художник, фотограф, инженер, архитектор, тоже проложил удобный путь младшему. Так устроена жизнь. Мне по жизни не хватало старших братьев-наставников.
У Фауста был актёрский дар. Это было заметно по любительским фильмам, которые снимали и Арам, и Ашот. А позже, в школьном театральном кружке под руководством старенькой актрисы из Абеляновской труппы[49], он и одна девочка из «А» класса подготовили и сыграли сцену из «Русских женщин» Некрасова. Фауст играл губернатора Иркутска, а кто была княгиней Трубецкой, вспомнить не удалось. Успешно сыграли, был шквал аплодисментов.
Когда перетасовали восьмые классы, мы все оказались в 9-ом «В», а Фауст остался за бортом. Целую неделю тётя Дора ходила к директору, пока не добилась перевода. Среди нас ходила легенда, что последний аргумент, сыгравший на итог, был такой. Тётя Дора сказала Марклену Гарегиновичу: «Мой сын объявил, что, если вы не переведете его в «В» класс — он повесится!» Аргумент безотказный, с подростковой неуравновешенностью педагоги не шутят. Но сам Фауст рассказывал свою версию. Его вызвали в учительскую, видимо, собрался педсовет, и сказали следующее: «Мы не можем перевести тебя в «В» класс. Но можем всех, всех, кого ты назовёшь, вернуть в «Б». Фауст думал секунды три-четыре, не более, и сказал: «Нет, тогда ничего не надо делать, я остаюсь в «Б». И вышел. Он не дошёл ещё до конца вестибюля, как его окликнули: «Есаян, подойди!» Он молча вошёл в учительскую и услышал: «Всё решилось. Ты переведён в 9-й «В».
Фауст окончил Кироваканский политех инженером-строителем. Там же встретил свою любовь, Ритулю, женился, жил нормальной семейной жизнью, пока землетрясение, война и блокада не разрушили весь наш прежний мир, и насущным стал вопрос выживания. Он переселился в Москву.
Аракелов Ашот проучился всю школу с отцовской фамилией. К получению диплома инженера он сменил фамилию на традиционную армянскую форму и стал Аракеляном.
Из самых ранних школьных впечатлений. Урок рисования. Я рисую дерево, я знаю, что ствол у дерева коричневый, а листва зелёная. Но я ещё не знаю, что я дальтоник. Я прошу Ашота показать мне зелёный карандаш, я говорю, что забыл, какого он цвета. Он показывает молча, никак не реагирует.
Дальнейшая история нашего сближения и дружбы были точно такие, как с Фаустом. Двор адреса Батуми, 14 стал мне родным и остался таким до сих пор.
Дома у Ашота было всегда интересно, уютно и душевно. Там были традиции инженеров, фотографов и художников, а также трапезы и гостеприимства. Мы разглядывали и изучали редкие фотоаппараты, например, «Старт», со съёмным окуляром, кинокамеру «Экран-3», с поворотной турелью на три объектива. Всегда были картины, рисунки карандашом. Арам, старший брат Ашота, собирался поступать во ВГИК на оператора, у него были прекрасные портретные и жанровые фотографии. А ещё здесь был культ чаепития и обеда за большим столом в зале. Мне всегда хотелось быть у Ашота.
Аморалюс, как и Фауст, в начальных и средних классах был озорным, подвижным, неусидчивым, несобранным учеником. Но к старшим классам базовые предметы — математика, физика, химия — были им подтянуты до необходимого для поступления уровня.
В их доме был хороший удобный подвал, комнатка в цокольном этаже, которую Ашот оборудовал в стиле эклектичного модерна. Мы любили там посидеть, обменяться мыслями, поговорить о планах, о девушках, о фотографии, послушать в уединении музыку.
Прозвище Пех и сами пышные усы пришли к нему после школы. В школьные годы никакая кличка к нему не клеилась, но задача была поставлена, я выбрал сначала звучное имя бразильского футболиста, Амарал, которое со временем трансформировалась в длинное Аморалюс, не очень удобное, но уже родное. А для всех остальных
