шину. Хорошо хоть машину не разбил — на крутых виражах АФУСа это было проще простого.
«Ауто-Унион» Роземайера в боксах.
Он тогда чуть не заболел. Во всем винил себя, а вовсе не лопнувшую шину. Но на следующий день к нему подошел Вальб: «Не расстраивайтесь, молодой человек. Готовьтесь к "Эйфельреннен" в Нюрбурге». После такого Бернд готов был для своего реннляйтера на все. «Черт возьми, Вилли, — думал он, — клянусь, ни ты, ни кто другой ни разу не пожалеете об этом!»
«Ты никогда не должна меня покидать!»
Какой это был день! Триста тысяч зрителей на трибунах «Нюрбургринга» и лесистых склонах вокруг Северной петли, как называли сложнейшую 23-километровую трассу, проложенную по обычным шоссе в 65 километрах к западу от Кобленца, получили зрелище экстра-класса. Бернд стартовал всего лишь одиннадцатым. Потом камнем разбило ветровое стекло и очки — их пришлось выбросить вместе с кожаным шлемом. И постоянно барахлили две свечи, так что мотор работал на четырнадцати цилиндрах из шестнадцати. Но в одном из поворотов на девятом круге белый «Ауто-Унион» под номером 4 протиснулся перед носом серебристого «Мерседес-Бенца» знаменитого Караччиолы и вышел в лидеры! Болельщики неистовствовали — их крики он слышал даже сквозь рев 375-сильного двигателя и вой покрышек в поворотах. На последний, одиннадцатый круг никому не известный новичок ушел в семи секундах впереди аса из асов, лучшего из немецких пилотов, несравненного Карача. Тому пришлось приложить все свое мастерство, чтобы настичь израненный «Ауто-Унион» двадцатипятилетнего дебютанта. И только за пару километров до фниниша, на выходе из поворота Швальбеншванц Бернд на мгновение раньше, чем нужно, переключил передачу — «Мерседес-Бенц» вырвался вперед.
На финише Караччиола выиграл меньше двух секунд. А донельзя расстроенный Роземайер возвращался в боксы, одной рукой ведя машину, а другой с досады колотя по кузову. «Вы бы видели физиономию этого аса, когда я обогнал его на девятом круге, — взахлеб рассказывал он поздравлявшим его механикам. «Ну чистый мальчишка, — улыбались те. — Как же, разглядел ты лицо Караччиолы на такой скорости...»
Сам же мастер резко осадил его перед церемонией награждения, когда Бернд с неизменно сияющей физиономией хотел поздравить победителя: «Впредь не путайся под ногами — думай прежде головой...»
Бернд обиделся: если бы не свечи, только бы ты меня и видел! Но не слишком огорчился — если уж на работавшей через пень-колоду машине он проиграл лучшему гонщику на лучшем автомобиле меньше двух секунд... «Ну, держитесь, ветераны, я вам еще устрою!» Но скоро выяснилось, что он поторопился.
Все лето и начало осени прошли под знаком борьбы с машиной. Инженеры постоянно ее улучшали — увеличили объем и мощность мотора, заменили выхлопную систему и заднюю подвеску. Но в «Ауто-Унионе» вечно что-то ломалось — то зажигание, то карбюратор. Постоянные проблемы в тренировках и квалификациях отбрасывали Бернда в последние ряды на старте. Пытаясь наверстать упущенное, он гнал, как сумасшедший, бросая машину в невероятные заносы — к восторгу и благоговейному ужасу зрителей и вящему неудовольствию Вальба и сменившего его на посту реннляйтера Карла Фойеррайзена. В невероятной своей погоне за уходящим снова и снова «мерседесовским» поездом Роземайер рвал в клочья покрышки, вылетал с трассы и терял драгоценные секунды.
В Гран-при Франции в Монлери он был пятым, Большой приз Германии на «Нюрбургринге» закончил четвертым. Гонка на Кубок Ачербо в итальянской Пескаре принесла Бернду второе место, но она не входила в зачет чемпионата Европы, и команда «Мерседес-Бенца» там не стартовала.
Тот августовский день, кстати, запомнился не только ему. Бернд уже успел заменить задние шины, разорванные в битве с итальянцем Нуволари, быстро догнал лидеров и опять не удержался на трассе. Машина перемахнула через кювет и, промчавшись между телеграфным столбом и парапетом моста, вновь вылетела на дорогу. После финиша доктор Порше не поленился: сам сходил с рулеткой, измерил расстояние от столба до парапета. И вернувшись, молча пожал руку Бернду. Механики болтали, что там было всего на три сантиметра больше, чем ширина «Ауто-Униона». Или на два. Или на пять. «Может, на шесть сантиметров уже?» — улыбаясь, спрашивал их Бернд.
Так закончился для Бернда Гран-при Монако 1936 года.
После этого дня Порше относился к Роземайеру с неизменным уважением. «Бернд никогда не рискует сдуру, — любил повторять он, хмуро отбиваясь от назойливых журналистов. — Просто ездит быстрее, чем кто-либо другой». Были, правда, и иные мнения. «Невероятный, отчаянный риск, который он себе позволяет, иногда граничит с безрассудством», — писал европейский корреспондент английского журнала «Мотор спорт» Джордж Монкхауз. А Караччиола с высоты собственной непогрешимости как-то обронил: «Бернд абсолютно не испытывает страха. А иногда это не есть хорошо». Роземайер ни в коем случае не был согласен с коллегой. Но Рудольф шел от победы к победе, а Бернд пока проигрывал. Большой приз Швейцарии — третий, Италии — третий, Испании — пятый. Целых три месяца пришлось ему ждать, прежде чем наступило 29 сентября 1935 года. Гран-при Чехословакии на Масариковом кольце недалеко от Брно.
Даже сейчас, в это хмурое январское утро, сидя в самом что ни на есть тоскливом настроении в холодной и узкой кабине машины-рекордсмена на шоссе Франкфурт—Дармштадт, Бернд счастливо улыбнулся. И вовсе не потому, что это была его первая победа в Гран-при. Просто в последнее воскресенье сентября два с небольшим года назад он встретил женщину, которая стала счастьем его жизни.
Он увидел Элли на награждении. И через пятнадцать секунд сказал себе: «Я женюсь на ней. Женюсь, во что бы то ни стало». Знаменитая на всю Германию летчица Элли Байнхорн специально приехала в Чехословакию, чтобы увидеть своими глазами победу Ганса Штука. Но австрийский ас вообще не вышел на старт, а выиграл какой-то мальчишка, который во время банкета весь вечер канючил у нее фотографию на память («Ну, пожалуйста! Ну, пожалуйста, Элли!»), а потом выпил стакан лимонаду и ушел бай-бай ровно в одиннадцать.
Она тогда отговорилась тем, что не кинозвезда и не возит с собой свои снимки. Они у нее, дескать, дома в Берлине. И едва вернувшись в свою квартиру, обнаружила у дверей... своего нового ухажера: «Ну, пожалуйста, Элли, только одну фотографию...» «Послушайте, юноша, — резко ответила Элли (она была на два с половиной года старше Роземайера), — меня же примут за воспитательницу детского сада!»
«Только что килькой не обозвала», — подумал он в который раз, счастливо улыбаясь. Она просто не имела представления,
