За 1915 год Чаплин поставил четырнадцать фильмов — всего тридцать катушек. Продуктивность его в «Эссеней» была ненамного ниже, чем в фирме «Кистоун». В это время влияние Мак-Сеннета еще очень сильно сказывалось в творчестве его ученика, но уже часто сквозь шутовской грим пробивался драматический пафос. Трагическая нота прозвучала в игре Чарли — Дена-Хозьери, умиравшего в мундире дона Хозе в пародийной картине «Кармен».
Пародия Чаплина высмеивала монументальный фильм «Кармен». Сесиль де Милль, режиссер, любивший пышные постановки, затратил на этот фильм большие деньги. Голливуд, подобно нуворишу, начал щеголять показной роскошью… Тем не менее владельцы «Эссеней» обвинили Чаплина в чрезмерных затратах на декорации. Чтобы как-нибудь покрыть перерасход по «Кармен», Чаплина заставили против его воли доснять еще две части к этой пародии, такой лаконичной и напряженной по замыслу.
1915 год подходил к концу. Количество грузовых судов, транспортирующих американское оружие и снаряжение для Англии и Франции, с каждым днем росло. Океанские пароходы, возвращавшиеся в Америку, привозили важных джентльменов в цилиндрах для переговоров с банком Моргана о долларовых займах или для передачи европейских золотых запасов.
В Голливуде, как и везде в Соединенных Штатах, царила «золотая лихорадка». Белокурая Мэри Пикфорд и ее будущий муж, спортсмен Дуглас Фербенкс, не желали даже смотреть на контракт, если сумма, указанная в нем, была меньше ста тысяч долларов. Популярность этих актеров меркла по сравнению с неистовой любовью, какую питала публика Лондона, Парижа, Мадрида, Буэнос-Айреса и Милана к бродяге в котелке[16]. Население Токио, Дели, Мельбурна и Исфагана было также покорено этим популярнейшим в мире клоуном. Оказалось, что этот бедняк, этот горемыка, этот безработный — богатейшая золотоносная жила. Владельцы фирмы «Кистоун» Кессель и Баумен горько сожалели, что расстались с ним. Компания «Мьючуэл», также контролируемая ими, приглашает Чаплина и сулит ему золотые горы. Чаплин должен снять для них двенадцать фильмов за год, то есть две катушки в месяц. Его гонорар составит десять тысяч долларов в неделю, не считая премии в сто пятьдесят тысяч при подписании контракта. В целом баснословная сумма — шестьсот семьдесят тысяч долларов. «Мьючуэл» располагала большими средствами. Она финансировалась Дюпоном де Немуром, владельцем треста взрывчатых веществ, нажившимся на военных поставках.
«Эссеней», стремившаяся сохранить за собой золотоносную жилу, ответила на это еще более выгодными предложениями: пятьсот тысяч долларов и участие в прибылях.
Однако Чаплину пришлось не по душе вмешательство финансистов из «Эссеней» в его творческую работу. «Мьючуэл» же предоставляла в его полное распоряжение киностудию «Лоун Стар», отказываясь при этом от всякого вмешательства в вопросы, касающиеся декораций, сценария, режиссуры. Актер согласился на условия контракта, который, казалось, гарантировал ему полную свободу творчества.
Возможно, что кое-кто из кинопромышленников считал такой контракт безумием. Но они ошибались. Двенадцать фильмов, поставленные за восемнадцать месяцев Чаплином для «Мьючуэл», оказались не только шедеврами киноискусства, но и необычайно выгодной финансовой операцией. Еще до окончания войны капитал, вложенный компанией в Чаплина, дал 700–800 % прибыли. Это было только начало: за пять лет было заработано еще пять миллионов долларов. Достаточно сказать, что много лет спустя, в 1945 году, из шести старых фильмов «Мьючуэл» был смонтирован «Гала-спектакль Чарли Чаплина». Показанный в только что освобожденной Франции, он принес фирме несколько десятков миллионов.
Отдельные главы из жизни Чаплина и его фильмы не всегда совпадали со сроками новых контрактов.
Конец 1916 года ознаменован резким переломом в стиле и во всем творчестве Чаплина. Деловая сторона перестает доминировать над искусством. В безупречной классической картине «Спокойная улица» (называемой во Франции также «Чарли не унывает» и «Чарли-полисмен») образ Чарли впервые предстал во всем своем значении. Артист отказался от потворства вкусам публики, от дешевых эффектов. Он почувствовал себя хозяином созданного им образа. Он переступил черту, отделяющую талант от гениальности.
Чтобы достичь таких высот в двадцать семь лет, ему пришлось освободиться от тщеславия, которое еще давало о себе знать в названии его новой студии компании «Мьючуэл» — «Лоун Стар» (Одинокая Звезда). Ледяной душ, которым его обдали вскоре после водворения в студию, заставил Чаплина отнестись к себе самокритично.
«У меня было только одно желание, — пишет он по этому поводу в 1916 году, — нравиться публике, которая была так благосклонна ко мне. Для этого достаточно было подавать ей все, что, как я знал, действовало безошибочно, — все те эффекты, которые неминуемо вызывали безудержный хохот, даже если они и не были связаны с ходом действия…
В этот-то период упоения успехом, на следующий день после премьеры фильма «Пожарный», меня обдали настоящим ледяным душем; какой-то совершенно незнакомый человек, с которым я никогда в жизни не встречался, писал мне:
«Я очень боюсь, что вы становитесь рабом вашей публики, тогда как во многих ваших прежних фильмах публика была вашей рабой… А публика, Чарли, любит быть рабой…»
После этого письма я старался избегать того, что требует публика. Я предпочитаю следовать собственному вкусу. Он вернее выражает то, чего публика действительно ждет от меня…»
Надо правильно понять это признание. Чарльз Чаплин вовсе не крайний индивидуалист, считающий, что публика для него только раба. Наоборот, он глубоко убежден (и об этом красноречиво свидетельствуют его методы работы), что единственный смысл творчества актера — это пересказ присущих публике чувств языком искусства.
Но человечество состоит из отдельных людей, иногда добрых, иногда злых, чувства которых, так же как и их язык, бывают и хорошими и дурными… Следовательно, дело не в том, чтобы потворствовать вкусам публики, а в том, чтобы служить ей своим искусством, неустанно отделять хорошие зерна от плевел. Дело не в том, чтобы стать для публики чем-то вроде зеркала, бесконечно воспроизводящего все один и тот же образ. Художник, который в своем творчестве подражает другим или повторяет самого себя, претерпевает те же изменения, что и старый фильм после бесчисленных перепечаток — с негатива позитив, с позитива негатив и так до бесконечности. При этом резкость уменьшается, контрасты сглаживаются, белое и черное постепенно сливаются в невыразительный серый тон. В конце концов яркая когда-то картина становится своим бледным подобием.
