Он и ко мне в хозяйство являлся. Дружить. С бабьём опять же, с бухлом. В нашей этой самой баньке попариться. Да на лесном озере. И не один раз.
– И чё?
– А ничё. Раз дальше поста ГАИ не пропустил. Я и не видел его – мой секрет у них машину реквизировал, а всю хевру его пинком под зад с зоны выпер. Он ещё орал, чтоб мне доложили, кто на самом деле сюда едет-то. Машину потом в отряд наш перегнали, и что там сталось, я и не интересовался. А в другой раз лично с тревожной группой выехал, свинтил их всех на границе зоны и в наш особый отдел сдал. С тех пор не совался больше.
– И решил ты его, Лёша, теперь окончательно добить и в народное хозяйство сплавить. Так что ли?
– Да кто ж его выгонит-то? У нас горазды только лихих пацанов увольнять!.. А говно… Оно вечно… всплывает. И кто сказал, что сразу гнать надо? В Забайкальском округе, к примеру, целый подполковник – во, как нужен! – и Лёха весело рассмеялся.
– И всё-таки, Лёш, наши же виноваты-то.
– А я тебе что говорил? Наши же накосорезят, а Лёха – расхлёбывай!.. – и он с размаху двинул меня кулаком в плечо. Приласкал, стало быть.
Юрка уже доедал свою порцию ухи через частые стопочки – чтоб от коллектива не отставать. А Натаха – её энергии можно было только позавидовать – вытащила-таки девчонок выкупаться в озере. Они там орали и визжали на весь лес, а мы все по одному за ними подглядывали, за что они в нас шишками швырялись. Через костёр, правда, попрыгать не удалось им – хоть угли его ещё и дымились, но развалились они по земле диаметром метра в три аж. Как по новой все собрались в баньке, немножко попели – Юрка, оказывается, здорово на гитаре играл. Причём на семиструнной – редкость. А тут и Кирюха приехал и всех нас в два эшелона в расположение перевёз. Лёшка распорядился с собой забрать только спиртное, а сам бродил по бане, шепча губами и загибая пальцы – считал бойцов в нарядах. Потом долго мучился, как бы поестественнее «забыть» в бане противогазную сумку с восьмью бутылками курземского пива, и, в конце концов, просто бросил её на террасе под лавкой.
А ближе к вечеру того же дня мы подъезжали к воротам судоремонтного завода в Тосмаре. Лёшка послал Кирюху на проходную, чтоб нам открыли ворота. Но остановиться велел метров за двадцать до трапа – чувствовалось, что он не очень-то уютно себя ощущает среди одних флотских в своей зелёной форме сухопутного служаки. Мы уже обменялись всеми мыслимыми и немыслимыми адресами и телефонами, и куда только друг друга не пригласили – вплоть до Барнаула, Питера и Москвы!.. А он всё стоял поодаль и, чуть склонив голову, наблюдал, как сновали туда-сюда по трапу матросы по своим ремонтным делам, каждый раз отдавая кормовому флагу честь. Услышав короткую флотскую команду по палубной трансляции, он как-то даже подавался к ней ухом вперёд и коротко поводил подбородком – типа, ишь ты… – при звуках предваряющего её горна. Видно было, что всё это ему очень нравится, и в глазах его читалось – «порррядочек!..». Но обернувшись к нам, широко улыбнулся и сказал:
– Ох, и суетно тут у вас!.. Шумно…
Лёшка уже уселся на правое сиденье УАЗика, как Кирюха вытащил из него огромную, укрытую полотенцем корзину, и, поставив её на причал, рванул со всех ног за руль. Плоды «охоты-рыбалки». И возражать было бесполезно. Да и некому – УАЗик уже стремительно удалялся к проходной.
Сначала мы собирались к Лёшке чуть ли не на каждый выходной. Потом стали подгадывать под «длинный» сход. Потом – на какой-нибудь большой праздник. Потом – по пути в отпуск. Или по пути обратно. Но так ни разу и не собрались. Нет, сидя по ночам в нарядах, мы постоянно созванивались с ним по оперативному телефону – уж позывной-то на всю жизнь врезался! И он неизменно звал к себе, передавая приветы от всех «своих».
И вдалбливал нам в головы, что приезжать можно вообще в любое время, так как не застать начальника заставы на заставе – немыслимо. О том, что ему дали-таки майора, мы узнали в Балтийске. О том, что квартиру – уже в Гданьске. Дали почему-то в Елгаве, и Лёха сокрушался, что Надежда уехала обустраивать гнездо, и он её месяцами теперь не видит – какие ж выходные у пограничника-то, да ещё начальника заставы?..
Позже, валяясь в Ростовском эвако-госпитале, я узнал от приехавшей из Москвы жены, что звонил какой-то Лёша из Прибалтики. И что он тоже лежит в госпитале. И ждёт решения военно-врачебной комиссии на демобилизацию. Алик в это время уже торчал в Таллиннской дивизии ОВРа с кучей проблем и при отсутствии всяких перспектив. Так и не собрались.
А вспоминаю я его в последнее время довольно часто. Как ему там вообще живётся-то? И в какой квартире? И на какие деньги? В новой-то и независимой Латвии – бывшему чекисту-закордоннику, который так старался постичь душу коренного латыша?..
Мы наступали с первых дней
Разноголосица последних десятилетий о начальном периоде Великой войны, начавшись с постперестроечного «плюрализма мнений», докатилась до форменной поножовщины, происходящей отнюдь не в подворотне. Всё это безапелляционно несётся со страниц и экранов СМИ из уст «крупных» знатоков истории и с не меньшей безапелляционностью присутствует в интернете с лёгкой руки абсолютных в ней профанов.
Оговорюсь сразу: реанимировать здесь точку зрения официальной советской науки и так же безапелляционно объявлять её единственно верной – не моя задача. Я хочу рассказать всего один эпизод самого начала войны с учётом, как говорят профессионалы, «вновь открывшихся обстоятельств».
Мы отступали? Да. Но читая некоторых авторов, создаётся полное впечатление, что Рабочее-Крестьянские Красная Армия и Красный Флот, деморализованные с первых же часов войны, едва ли не бегом покатились на восток, не оказывая никакого сопротивления. 16 октября 41 года москвичи в мыслях уже сдали столицу, а в ночь на 6 декабря вдруг произошло «чудо» и мы перешли в контрнаступление, вчистую выиграв битву за Москву! Ну, чудо-не чудо, но произошло это, со слов некоторых «историков», только благодаря сложившейся к концу года антигитлеровской коалиции, начавшимся массированным поставкам по ленд-лизу, отменным разведданным из стана западных держав и Рихарду Зорге, предупредившему с японских островов, что Япония в войну не вступит. Что позволило оперативно перебросить под Москву 40 свежих дивизий амурцев и сибиряков.
40 дивизий.
А ведь пять месяцев назад на наших западных границах, от Белого моря до Чёрного, выросли, как из-под земли, 156 дивизий вермахта и германских стран-сателлитов. А это более, чем в полтора раза превосходило количество дивизий НАТО в самые напряжённые моменты холодной войны во второй половине прошлого века! И вот эти «выросшие» 156 дивизий в едином броске пересекли границы СССР и устремились в глубь наших территорий. Потому что оба гитлеровских плана – и «Отто», к осуществлению которого Германия должна была приступить 14 мая, и он же, превратившийся после доработки в план «Барбаросса», к осуществлению которого и приступили 22 июня – предусматривали только один метод ведения войны – блицкриг.
