Вполне возможно, что, как утверждают некоторые, такие выпады Сталин делал специально для того, чтобы дисциплинировать своих соратников по Политбюро и восстановить свое доминирование над ними. Впрочем, негодование Сталина кажется вполне искренним – сомнительно, что он ощущал подобную угрозу со стороны таких, как Молотов. Война укрепила диктатуру Сталина внутри Политбюро, а роль, сыгранная им в достижении победы, сделала его положение как политического деятеля практически неоспоримым. Если в борьбе Сталина с угодничеством Западу и был элемент расчета, то он был связан с тем, что Сталин был искренне обеспокоен влиянием на советское общество контактов с капиталистическим миром. Война и отношения внутри «большого альянса» открыли возможность для воздействия на Советский Союз со стороны Запада множества факторов политического, культурного и экономического порядка, и многие надеялись, что эта тенденция сохранится также в мирное время. Летом 1944 г., например, советский писатель Всеволод Вишневский в таких радужных тонах описывал свое видение сосуществования культур в послевоенный период: «Когда война закончится, жизнь будет очень приятной. В результате нашего опыта появится великая литература. Будет активное движение и много контактов с Западом. Каждому будет разрешено читать, что ему хочется. Будет обмен студентами, поездки за рубеж для советских граждан будут упрощены»39.
В конце войны Сталин был уверен в советской системе и в собственной власти. Однако это не означало, что он отказался от своих довоенных убеждений в том, что классовая борьба при социализме продолжается или перестал опасаться негативного воздействия на советских людей капиталистического влияния. Одним из проявлений этой обеспокоенности стало жесткое отношение к советским гражданам и военнопленным, вернувшимся из оккупированной нацистами Европы. Все они должны были пройти через пересыльные пункты НКВД для проверки. Из примерно 4 млн репатриантов 2 660 013 были гражданские лица, а 1 539 475 – бывшие военнопленные. Из них 2 427 906 были отправлены домой, 801 152 вернулись в вооруженные силы, 608 095 были зачислены на службу в рабочие батальоны министерства обороны, 272 867 были признаны виновными в каких-нибудь мелких правонарушениях и переданы в руки НКВД, чтобы понести наказание, 89 468 остались работать в пересыльных лагерях до тех пор, пока процесс репатриации не закончился в начале 1950-х гг.40.
Целью такой фильтрации было вычислить предателей и шпионов (основания для беспокойства действительно были, поскольку около миллиона советских граждан во время войны служили в вооруженных силах государств «Оси» – либо с оружием в руках, либо на гражданской службе) и убедиться, что граждане, захваченные в плен немцами или оказавшиеся в трудовых лагерях, не сдались сами. В отношении старших офицеров единственным приемлемым обстоятельством захвата в плен могло быть ранение, при котором они не могли больше оказывать сопротивление41. Однако главной целью пересыльных пунктов было не наказывать предателей, а проверять благонадежность граждан, возвращающихся с чужой земли.
Летом 1946 г. начатая Сталиным кампания против влияния капиталистического Запада приобрела новый радикальный поворот: Центральный Комитет партии выпустил постановление, в котором ленинградские ежемесячные журналы «Звезда» и «Ленинград» обвинялись в публикации произведений, «культивирующих несвойственный советским людям дух низкопоклонства перед современной буржуазной культурой Запада». Через два дня, 16 августа, Жданов обратился к ленинградскому отделению Союза литераторов с докладом, в котором осуждал сатирика Михаила Зощенко и поэта Анну Ахматову. Зощенко он клеймил за то, что тот изображал советских людей «бездельниками и уродами, людьми глупыми и примитивными», Ахматову называл «не то монахиней, не то блудницей», а ее поэзию – индивидуалистической. Нет нужды говорить, что оба писателя были вскоре исключены из Союза литераторов, редакция «Звезды» была реорганизована, а журнал «Ленинград» совсем закрыт. В сентябре 1946 г. Центральный Комитет выпустил постановление об идеологически вредных фильмах, в число которых вошла кинолента Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный. Часть вторая». Режиссера обвиняли в искажении прогрессивной роли, которую грозный царь сыграл в русской истории. Дальше настал черед театра и музыки подвергнуться культурной чистке. В феврале 1948 г. Шостаковича обвинили в «несоветском формализме» произведений. Год спустя подверглись нападкам за непатриотические чувства советские театральные критики. Одним из главных форумов этих обвинений стал новый журнал, учрежденный отделом Жданова в Центральном Комитете: «Культура и жизнь»42.
Хотя этот поворот в культурной политике стал известен как «ждановщина», инициатором и руководителем его был Сталин, который одобрял и редактировал все наиболее значимые официальные заявления по данному вопросу. Мотивы Сталина становятся понятны из одного выступления, сделанного Ждановым в августе 1946 г.: «Некоторые наши литераторы стали рассматривать себя не как учителей, а как учеников [и]… стали сбиваться на тон низкопоклонства и преклонения перед мещанской иностранной литературой. К лицу ли нам, советским патриотам, такое низкопоклонство, нам, построившим советский строй, который в сто раз выше и лучше любого буржуазного строя? К лицу ли нашей передовой советской литературе… низкопоклонство перед ограниченной мещанско-буржуазной литературой Запада?»43
В своих мемуарах Константин Симонов вспоминал случай в мае 1947 г., когда он и некоторые другие представители Союза писателей пришли к Сталину, очевидно, по вопросу о выплате гонораров, однако мысли главы СССР были явно заняты недостаточным культивированием патриотизма среди интеллигенции. «Если взять нашу среднюю интеллигенцию, научную интеллигенцию, профессоров, врачей, у них недостаточно воспитано чувство советского патриотизма. У них неоправданное преклонение перед заграничной культурой… Эта традиция отсталая, она идет еще от Петра… было преклонение перед иностранцами-засранцами»44.
Нападкам за так называемое угодничество подвергались не только творческие люди. В 1947 г. широкое обсуждение получила книга по истории западной философии, написанная начальником отдела пропаганды Александровым. Его обвиняли в том, что он недооценивает вклад России в историю философии и недостаточно подчеркивает идеологический разрыв марксизма с традицией западной философской мысли. Жданов по этому поводу отмечал, что первым на недостатки книги обратил внимание сам Сталин (при этом Жданов не объяснял, почему в этом случае после публикации в 1946 г. книга получила Сталинскую премию). Еще одним советским интеллигентом, ставшим жертвой нападок в 1947 г., был экономист Евгений Варга. Ему вменяли в вину публикацию книги, в которой говорилось, что в результате войны в характере капитализма произошли радикальные изменения – в частности, увеличилась роль государства в экономическом управлении, – и эти изменения предвещали постепенную трансформацию западных держав в направлении социализма. В 1946 г., когда была опубликована книга, взгляды Варги полностью совпадали с собственными представлениями Сталина о том, что после войны в Европе должны в результате социально-экономических реформ и мирной политической борьбы сформироваться народно-демократические государства. Однако в 1947 г. в условиях растущего напряжения «холодной войны» у Варги появились оппоненты, радикально настроенные члены компартии, а у советской Академии наук – причина выступить с критикой его работы. В итоге Варга был вынужден отречься от своих еретических взглядов, а его исследовательский институт и журнал закрылись45.
