Хотя этот поворот в культурной политике стал известен как «ждановщина», инициатором и руководителем его был Сталин, который одобрял и редактировал все наиболее значимые официальные заявления по данному вопросу. Мотивы Сталина становятся понятны из одного выступления, сделанного Ждановым в августе 1946 г.: «Некоторые наши литераторы стали рассматривать себя не как учителей, а как учеников [и]… стали сбиваться на тон низкопоклонства и преклонения перед мещанской иностранной литературой. К лицу ли нам, советским патриотам, такое низкопоклонство, нам, построившим советский строй, который в сто раз выше и лучше любого буржуазного строя? К лицу ли нашей передовой советской литературе… низкопоклонство перед ограниченной мещанско-буржуазной литературой Запада?»43
В своих мемуарах Константин Симонов вспоминал случай в мае 1947 г., когда он и некоторые другие представители Союза писателей пришли к Сталину, очевидно, по вопросу о выплате гонораров, однако мысли главы СССР были явно заняты недостаточным культивированием патриотизма среди интеллигенции. «Если взять нашу среднюю интеллигенцию, научную интеллигенцию, профессоров, врачей, у них недостаточно воспитано чувство советского патриотизма. У них неоправданное преклонение перед заграничной культурой… Эта традиция отсталая, она идет еще от Петра… было преклонение перед иностранцами-засранцами»44.
Нападкам за так называемое угодничество подвергались не только творческие люди. В 1947 г. широкое обсуждение получила книга по истории западной философии, написанная начальником отдела пропаганды Александровым. Его обвиняли в том, что он недооценивает вклад России в историю философии и недостаточно подчеркивает идеологический разрыв марксизма с традицией западной философской мысли. Жданов по этому поводу отмечал, что первым на недостатки книги обратил внимание сам Сталин (при этом Жданов не объяснял, почему в этом случае после публикации в 1946 г. книга получила Сталинскую премию). Еще одним советским интеллигентом, ставшим жертвой нападок в 1947 г., был экономист Евгений Варга. Ему вменяли в вину публикацию книги, в которой говорилось, что в результате войны в характере капитализма произошли радикальные изменения – в частности, увеличилась роль государства в экономическом управлении, – и эти изменения предвещали постепенную трансформацию западных держав в направлении социализма. В 1946 г., когда была опубликована книга, взгляды Варги полностью совпадали с собственными представлениями Сталина о том, что после войны в Европе должны в результате социально-экономических реформ и мирной политической борьбы сформироваться народно-демократические государства. Однако в 1947 г. в условиях растущего напряжения «холодной войны» у Варги появились оппоненты, радикально настроенные члены компартии, а у советской Академии наук – причина выступить с критикой его работы. В итоге Варга был вынужден отречься от своих еретических взглядов, а его исследовательский институт и журнал закрылись45.
В области естественных наук кампания по борьбе с вредоносным влиянием Запада приняла необычную форму «судов чести». Первыми жертвами стали ученые-медики Нина Клюева и ее муж Григорий Роскин. Летом 1946 г. их лабораторию посетил новый посол США в Москве, Уолтер Беделл Смит, после чего Клюева и Роскин передали американским докторам копию рукописи своей книги о лечении злокачественных опухолей. В начале 1947 г. этот факт стал известен Сталину. По его инициативе правительство приняло решение об образовании в центральных министерствах и ведомствах «судов чести» для рассмотрения случаев антипатриотичных, антигосударственных и антисоциальных действий руководящих лиц и сотрудников. Когда в «суде чести» министерства здравоохранения рассматривалось дело Клюевой и Роскина, вопрос был в том, корректно ли с их стороны было делиться тайнами советской медицинской науки с иностранцами. В своем обращении к суду Жданов подчеркивал, что оба ученых действовали эгоистично и без консультации с соответствующими органами46.
Клюева и Роскин не были подвергнуты уголовному наказанию. Целью так называемого суда чести было публично преподать им урок по поводу политических и идеологических последствий общения с иностранцами. («Судебное слушание» на самом деле представляло собой скорее открытое заседание: на нем присутствовало около 800 человек.) Чтобы довести этот урок до каждого, Центральный Комитет выпустил закрытое письмо «По делу профессоров Клюевой и Роскина». Авторы письма критиковали «низкопоклонство и раболепие перед иностранщиной», пропагандировали «воспитание советской интеллигенции в духе советского патриотизма» и предостерегали от «низкопоклонства перед современной буржуазной культурой Запада»47.
Патриотические мотивы были очевидны и в так называемом деле Лысенко48. Трофим Лысенко, советский биолог-агроном, считал, что приобретенные характеристики могут наследоваться, а следовательно – зависят от изменений среды. Из-за этих взглядов у него возникли разногласия с советскими генетиками, которые утверждали, что наследование является функцией генов и не определяется влиянием среды или научными экспериментами над природой. Давний конфликт между этими двумя группировками советских биологов приобрел новый поворот в апреле 1948 г., когда сын Андрея Жданова Юрий, возглавлявший научный отдел Центрального Комитета, выступил с докладом, в котором критиковал взгляды Лысенко. Лысенко обратился к Сталину с жалобой. В результате позиция Лысенко получила официальное одобрение: в газете «Правда» были опубликованы материалы конференции июля-августа 1948 г., в которых подробно излагались взгляды Лысенко и подвергалось сокрушительной критике мнение его оппонентов-генетиков. Возможно, Лысенко был плохим ученым, но он был политически подкован, а потому, излагая свою позицию, намеренно делал акцент на противопоставлении «советской» науки и науки «западной», «материалистической и патриотической» биологии и биологии «реакционной, схоластической и антипатриотичной»49.
Лысенко торжествовал, так как Сталин поддержал его точку зрения и упрекнул Юрия Жданова за то, что тот выражал личное мнение о наследственности и генетике. «У нас в партии нет личных мнений или личных взглядов, – сказал ему Сталин. – Есть только взгляды партии». Сталин поддержал позицию Лысенко, потому что в ней содержалась отсылка к идее советского патриотизма, она была созвучна с его собственной волюнтаристской марксистской теорией о том, что естественный мир может быть в корне изменен путем активного вмешательства человека. На этих представлениях был основан и обнародованный в октябре 1948 г. в советской прессе «Великий сталинский план преобразования природы» – проект массового насаждения деревьев и травы и создания 44 000 новых прудов и водохранилищ. «Капитализм, – говорилось в передовой статье «Правды», – неспособен не только организовать планомерную работу по преобразованию природы, но и предотвратить хищническое использование ее богатств».
