Приходилось нашим танкистам воевать еще и на английских танках «Валентина». Честно говоря, не знаю, почему их так называли. А еще — на тяжелых американских «Трумэн». Все они были очень неповоротливы и горели как факелы. У тяжелого «Трумэна», как в насмешку, были узкие гусеницы. Чуть грязь или сыпучий грунт — он сразу увязал. Наша «тридцатьчетверка» против этих танков на поле боя словно заяц против коровы. К тому же у «Трумэна» гусеницы и башня высокие — легко попасть из противотанковой пушки. Вот автомобили у них были хорошие, а танки — ни к черту. Если в атаку пошла ленд-лизовская техника, то потом навстречу нам то и дело попадались наши танкисты. «Все, — говорят, — хлопцы. На сегодня мы отвоевались».
«Мередзян хватился за жывот и сел, просто ад нечего не слыхать и не выдать то ли разрыв или выстрел. А от дыма и пыли поднятой снарядами темней темной ночи…»
— Тогда осколком в живот ранило татарина Мередзяна. Само страшное ранение — это в живот. После него, как правило, не выживали. Хотя бывали исключения. В госпитале рядом со мной лежал солдат, у которого осколком перебило прямую кишку. Врачи сшили ее и вывели прямо из живота, а на конце приспособили к ней резиновую перчатку. Кал самопроизвольно выходил в эту перчатку, которую солдат сам время от времени освобождал и промывал.
Во время боя за нами иногда шли санитары с собачьими упряжками. В каждой упряжке по три собаки, которые вполне могли вытащить раненого с поля боя, причем без погонщика. Они хорошо знали, куда тащить, — туда, где их перед боем кормили. Именно в этих местах раненых принимали медики, оказывали им первую помощь, а дальше их уже эвакуировали на каком-нибудь транспорте. Но нередко бывало, собаки из двух упряжек, оказавшись рядом, начинали драться. И санитар не к раненым бежал, а разнимал своих собак. Хотя зимой надо быстро вытаскивать раненых, потому что многие погибали уже не от ран, а от холода. Зимой случалось и хуже. То ли одуревшие от грохота боя, то ли контуженные от близких разрывов, собаки не возвращались к своему месту, а затаскивали раненых куда-нибудь в овраги или в чащобу, где раненые и умирали.
«Когда мы наконец добрались до траншеи то в траншеи уже работали штрафники и мы как раз были кстати. Завязалась такая трескотня что нечего не поймешь…»
— Штрафники подошли откуда-то с фланга, видимо, таков был замысел атаки. Ведь одни танки против пехоты, можно сказать, ничто. Они пройдут по всем линиям окопов, а немцы все равно останутся в них. Это в чистом поле танк может стрелять по пехоте из неподвижного курсового пулемета, встроенного в корпус, и давить ее гусеницами. А в хорошем окопе ты лег на дно, и тебе не страшен никакой танк…
Работали штрафники здорово. Среди них почти все были офицеры. Гораздо меньше сержантов и совсем не было рядовых. Мы к ним относились хорошо. А может быть, даже лучше, чем к другим нашим товарищам. Потому что хорошо знали, как наши командиры попадают в штрафники — за малейшую провинность, а то и вовсе без вины. Скажем, под очередной высоткой полегла вся рота. Виноват в этом какой-нибудь тупица из старшего начальства, а если жив остался комроты, то его и отдадут под трибунал. В нашем полку тоже — чуть что — сразу тебе говорят: «Пойдешь служить к Черепанову!» В составе нашего 8-го мехкорпуса постоянно находился штрафной батальон, которым почему-то бессменно командовал майор Черепанов.
«Нам сразу здалось 6 солдат с унтером Задача наша была выполнена и можно было нам гнать пленных в свой «кибитка» Но не тут то было попали в собачю бутку Оказывается фрицы пошли справа в контратаку и окружыли нас а танкы которые должны были поддержать нас обошли болото и завязали бой на улицах Головачува Мин. через 20 штрафники пошли в атаку Мы за ними Фрицы не выдержали нашего «ура» Бежать Мы им вдогонку лимонки начали пускать и шыть с автоматов в 9–30 мы доставили пленных в штаб это были первые языки И получили задания двигаться нам за автоматчиками 1-го батальона который рвет все немецкие основания на город Родом…»
— Мы, разведчики, ходили в атаки с главной для нас задачей: захватить пленных. Как пленных взяли, можно возвращаться в штаб полка. Когда в этот раз ворвались в немецкие окопы, сразу никого там не обнаружили. Смотрим, валяется какая-то посуда, похожая на большие бутылки, только не стеклянная. Думали, в ней шнапс. А морозы стояли крепкие, вот мы и приложились сразу, чтобы согреться. Но это оказались немецкие термосы с горячим кофе. Матюкнулись, конечно, а кофе все ж выпили. Теплее стало, как от шнапса, можно воевать дальше.
На немцев налетели мы за следующим изгибом траншеи. Они сразу побросали автоматы и стали что-то кричать нам. А за грохотом боя ничего не слышно. Но раз в нас не стреляют, значит, можно брать живыми. Пехота в бою, как правило, пленных не брала. Ей задача — вперед, вперед и только вперед! Конечно, она за спиной у себя не оставит живых немцев… Когда и кому в горячке боя возиться с пленными?
«В 10–00 мы на танках ворвались в предместе города Родом где завязались уличные бои до вечера в меня в отделении осталось 7 чел. со мной…»
— В моем отделении со мной было десять человек. Мередзяна ранило во время атаки. Второй разведчик, когда, возвращаясь, вели пленных, сошел с танковой колеи и подорвался на мине. Ему повезло — остался жив, только оторвало ступню. Это уже не воин. Отвоевался, значит… Третьего разведчика накрыло осколками от снаряда во время боя под Головачувом. Причем от нашего же снаряда.
Кстати, здесь мы видели наши снаряды неразорвавшимися. Когда же не разрывались немецкие снаряды или бомбы, а такое случалось довольно часто, политруки использовали это для своей пропаганды. Вот, мол, что означает коммунистический лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» — это немецкие рабочие из чувства пролетарской солидарности занимаются на своих заводах вредительством. А что же тогда говорить о наших рабочих? Разве их можно заподозрить в преднамеренном вредительстве?.. Сталин даже за случайное опоздание на работу шестнадцатилетней девчонке давал пять лет лагерей! Поэтому мы не верили россказням о «пролетарской солидарности». Да и не с тем же, в конце концов, пролетариатом мы сходились в кровавых рукопашных, когда зубами глотки друг другу рвали?
«С 12 ч. артподготовка длилась до одиннацати часов т. е. 3 часа обрабатывали немецкую шкуру сплошным огнем набили немцев везде где ни глянь За это время взяли все тры линии укреплений город Головачув и с полсотни деревень Ночю мы пошли в обход лесами куда и сами не знаем идем следом за танками С заду едут артилеристы Машынами тянут свои царь пушкы»
