Укрепивши агента на подобной идейной почве, следует также всячески щадить его самолюбие и осмотрительно избегать всего, что бы хоть отчасти дало ему повод размышлять о своей мнимой позорной роли.
Затем уже наступает область опытного руководительства таким агентом сообразно обстоятельствам.
Вышеизложенное представляется, по моему скромному разумению, единственным способом предотвратить те невыразимые катастрофы, которые обещает видимая постановка нарождающегося внутри России революционного движения. Вне организационной деятельности органов политической полиции с помощью внутренних агентов остается только один рискованный расчет на благоприятные случайности…»[496].
Как показали дальнейшие события, прогнозы Рачковского, основанные на беспристрастном анализе развития революционного движения, оказались верными. И основная вина в недооценке ситуации и неадекватных политических решениях лежит на высшем политическом руководстве империи, не сумевшем или самоуверенно не захотевшем понять и принять к сведению доводы экспертов из специальных служб.
Группа филеров и руководителей службы наружного наблюдения
Аналогичная ситуация складывалась и в военной области, где передовые отечественные теоретики и практики предлагали альтернативные варианты повышения обороноспособности государства. В этой связи мы считаем необходимым проследить развитие теории и практики в военно-специальной области в правление Александра III. Это связано также и с тем, что не единожды в истории нашей страны передовые военные разработки, не востребованные высшим руководством страны, впоследствии использовались их политическими оппонентами весьма эффективно.
В 1885 г. Генерального штаба полковник Ф. К. Гершельман опубликовал книгу «Партизанская война», которая и в настоящее время не потеряла актуальности. Анализируя историю партизанских действий от Тридцатилетней, 1618–1648 гг., до русско-турецкой войны 1877–1878 гг., автор сделал поразительно точное заключение о цикличности партизанской войны, которая «…в смысле известного средства борьбы с противником не вырабатывается постепенно, так сказать, не совершенствуется, а является от времени до времени в истории войн как бы случайно. Несмотря на блестящий результат партизанских действий, их как будто забывают даже в тех армиях, которые ими пользовались сами, и только после большого промежутка времени, после нескольких войн опять обращаются к этому средству»[497]. Гершельман сделал вывод, что с помощью партизанской войны можно достичь следующих результатов:
«1. Результаты материальные, выражающиеся в том материальном ущербе, который наносит партизанская война противнику. <…>
2. Результаты нравственные, выражающиеся в том, что, нанося более или менее сильный удар моральному состоянию армии противника, истомив, измучив ее постоянными опасениями за тыл, партизаны надламливают нравственное состояние армии, поселяют в армии противника, а также и в местном населении невольный страх, при случае легко переходящий в панику.
3. Результаты политического свойства, которые выражаются в том или другом нравственном влиянии, давлении партизан на население края, в чем проявляется уже чисто политическое значение партизанской войны. <…>
4. Результаты чисто стратегические, которые обрисовывают собою и стратегическое значение партизанских действий. К числу последних надо отнести следующие:
1) Лишение армии противника всех необходимых ей для жизни и боя запасов уничтожением последних, затруднением фуражировок и нарушением правильных подвозов к армии, а также несвоевременность прибытия к ней подкреплений.
2) Замедление, а иногда и окончательная приостановка развития операций армии противника. <… >
3) Отвлечение части сил неприятельской армии, и притом сравнительно больших сил, чем те, которые употреблены для партизанских действий, от решительных пунктов на стратегическом фронте ее и ослабление последнего, что приводит к возможности сосредоточить на решительном пункте театра войны в решительную минуту превосходные сравнительно с противником силы или, по крайней мере, до известной степени уравновесить их. <…>
4) Необходимость для наступающего под влиянием партизанских действий противника отказаться от предпринятых операций, от предполагаемого плана действий, обращаться временно к обороне. <…>
5) Нарушение связи между отдельными частями неприятельской армии.
6) Поддержка связи между отдельными частями своей армии.
7) Отвлечение внимания противника от решительных пунктов, т. е. результаты демонстрации. <… >
8) Отвлечение кавалерии противника от тыла собственной армии, т. е. противодействие набегам противника. <…>
9) Партизанские действия затрудняют возможность пользования железными дорогами как коммуникационными линиями, заставляя иногда вовсе отказаться от них. <…>
10) Партизанские действия дают возможность наносить противнику вред, пользуясь в то же время полным отдыхом войск армии во время перерыва главных операций. <…>
11) Доставление своей армии обильных и самых точных сведений о противнике, а также о местности. <…>
12) Лишение армии противника возможности производить дальние рекогносцировки и собирать необходимые сведения о неприятельской армии.
13) Доставление собственной армии необходимых продовольственных средств и боевых запасов. <… >
14) Постоянные неожиданные нападения и тревоги истомляют противника, заставляя значительно усиливать наряд войск в разных случаях. <… >
15) Вооруженное восстание жителей в тылу армии противника. <…>
16) При действиях в своей стране, партизанские действия служат средством для поддержания порядка в тылу армии противника и пресечения грабежа.
<…> Партизанской войне принадлежит чисто стратегическое значение. Партизанская война есть орудие стратегии и представляется одним из самостоятельных и притом могущественных средств стратегии для борьбы с противником. <…> Не все армии могут в одинаковой степени пользоваться партизанскою войною по недостатку коневых средств и не вполне соответствующему для того составу кавалерии. Вот это-то обстоятельство нам и кажется главною причиною тех громких голосов, которыми заговорили в Европе против партизанской войны по склонности человеческой природы – браковать то средство, которым мы не умеем или не можем пользоваться»[498].
Полковник Генерального штаба Н. Н. Сухотин основную задачу кавалерийских частей определял так: «В рощах, лесах, в лощинах, за высотами укрываясь, стоять или передвигаться коннице, зорко наблюдать за происходящим и выискивать себе добычу, а не наоборот – не пассивно ожидать благоприятных моментов для стройных атак-шоков или безнадежно отыскивать равнины, луга и поля для своих стройных эволюций тонкими и длинными линиями – вот к чему должна готовить себя наша конница. <…> Наши коневые средства и наши средства населения в смысле комплектования позволяют из конницы иметь буквально конную армию, такую же совершенно оригинальную, только России свойственную силу, каковою у англичан является их флот, в Швейцарии – ее стрелки; не десятками тысяч коней может и должна считаться наша конница, а сотнями тысяч»[499]. Как видим, основная идея Сухотина заключалась в сведении кавалерийских частей в конную армию, которая, являясь продолжателем традиций «корволантов» Меншикова, могла решать стратегические задачи и на фронте, и в тылу противника.
