Но в конце второго километра снова стоял монах в тех же самых гутулах – в этом Мунко уже мог поклясться. Его точно никто не обгонял, да и автомобили были такой редкостью в то время, что только несколько проезжало по этой дороге за день. На этот раз водитель внимательнее пригляделся к лицу монаха, надеясь найти в нем какую-нибудь странность, но оно было спокойным и умиротворенным. И опять он проехал мимо, не притормозив, а народ в автобусе уже начал перешептываться и показывать рукой на оставшегося позади монаха. «Нет мест, что я мог поделать? – успокаивал сам себя Мунко. – К тому же автобус полагается ждать на остановке, а не на дороге».
Следующего монаха он заметил еще издали, и его пробил холодный пот. «Неужели он умеет летать?» – только успел он подумать, как ноги сами нажали на тормоза. Когда Мунко открыл дверь, монах неспешно вошел, поздоровался со всеми «Мэндээ!» – что означало «здравия всем», – и спокойно сел на уступленное каким-то пожилым степняком место.
Всю дорогу Мунко смотрел в зеркало заднего вида, надеясь увидеть у монаха крылья за спиной, но так и не заметил ничего странного. С тех пор активность Мунко в комсомольской ячейке как-то поутихла, не стал он подавать заявление в партию, как планировал, и на монахов и религию наговаривать перестал. Может, это и спасло его от бед, и он прожил долгую и счастливую жизнь.
В начале 30-х годов, когда закрыли большинство бурятских дацанов, многие образованные монахи отправились в мир. Был среди них и Геше Награмба. Был он высоким и стройным и всегда носил темные очки из кварца. Он получил хорошее образование в Лхасе, а затем вернулся, чтобы помогать землякам.
Сначала он передавал сокровенные знания тибетской Тантры молодому поколению. Однако вскоре его монастырь закрыли, а религиозное образование было запрещено.
Между тем в России разбушевалась эпидемия сибирской язвы[11]. Многие люди покрывались красными пятнами, а вскоре после того умирали.
Тогда стал Геше Награмба лечить сибирскую язву. Делал он это так: брал руку больного и перевязывал красной ниткой. Затем он использовал силу своих молитв, красные пятна, доходя до нитки, останавливались, и болезнь проходила.
Говорят, чтобы получить такие способности, надо немало лет провести в затворничестве и начитать 100 миллионов целебных мантр.
Трудно поверить, что среди людей неприметно живут те, кто владеют силой, способной лечить смертельные заболевания таким простым способом. Поэтому молва об одном из них – о Геше Награмбе – ходит в народе по-прежнему. А некоторые его благодарные пациенты живы и по сей день.
Как старый Йогин корову доил
Эта история произошла ещё до революции. Был в Агинском дацане старый монах, который любил пить зеленый чай с молоком. Знающие монахи приводили его в пример как истинного монаха, обладающего почти всеми качествами достойного служителя. Все свои мирские привязанности он преодолел, и единственное, что позволял себе из мирских удовольствий – чай с молоком.
Держал он при монастыре собственную корову, которая исправно давала молоко. Подоит он, бывало, свою буренку и угостит монастырскую братию вкуснейшим чаем.
Шли годы, монах состарился, спина его перестала сгибаться, и ему стало трудно наклоняться, чтобы надоить молока. Но, к удивлению монахов, он по-прежнему каждый день приносил в монастырь полное ведро молока и угощал всех своим любимым чаем.
У монастырской братии возникло подозрение – не может же старик каждый раз нагибаться! Как же он молоко добывает?
Решили монахи проследить за ним. В очередной раз, когда старик пошел за молоком, отправили по его следу юного послушника. Едва старый монах скрылся за дверью коровника, мальчик подбежал к двери и стал подглядывать в щелку.
Каково же было удивление мальчика, когда он увидел, как, оказывается, доит корову старик! Корова поднялась в воздух так, что ее вымя оказалось на уровне рук монаха. Надоил старик молока, довольно похлопал свою любимую буренку и, покряхтывая, взялся за ведро, чтобы угостить собратьев чаем со свежим молоком.
Был в Зугалайском дацане один послушник. В молодости, ещё не будучи даже послушником, любил он выпить водки. Но затем поступил в монастырь, и немало лет укрощал свои привязанности, соблюдал все запреты и посты. Пить спиртное в монастыре не разрешалось, но нет-нет, да вспоминал он о стакане водки и только вздыхал с сожалением.
Шли десятилетия. И немало добра он сделал живым существам, много совершил обходов и поклонов своей святыне – статуе Будды. Все это он совершал с твердой и непоколебимой верой в «Три Драгоценности».
Со временем поседела его голова, обрел он уважение и мудрость, но люди стали замечать его в состоянии алкогольного опьянения. Сначала на это закрывали глаза – негоже говорить дурное о старом и уважаемом человеке. Но всё же кто-то донес настоятелю монастыря. Приказал тот выследить старца и поймать на месте преступления.
Другие монахи приметили, что с утра он угрюм и молчалив, а после вечернего обхода вокруг главного храма, который находился в самом центре дацана, возвращается с прогулки веселым, с красным носом и румяным лицом. Решили тогда, что бутылку он прячет за храмом. Стали упорно его выслеживать, но, как ни старались, так и не нашли места, где тот мог её спрятать.
Тогда настоятель решил сам во всём разобраться и сам последовал за ним. Оказалось, что над стариком сжалился сам высокий Защитник монастыря – Белый старец, высеченное в камне изображение которого находилось позади храма. Все буряты, калмыки и тувинцы почитают его, делают ему обильные подношения для хорошего урожая и приплода скота.
Своим благословением Белый старец создавал у старика чувство опьянения: стоило тому пройти один круг, и он ощущал, что выпил сто грамм, два круга – двести грамм. После десятка кругов он был уже изрядно пьян, хотя спиртным от него и не пахло. Лишь только бодрости у старца прибавлялось.
Только Учителя, достигшие высоких реализаций, могли увидеть это и понять.
Когда перед ступой Будда отрекся от жизни в миру, он скинул мирскую одежду и облачился в монашескую, которую ему поднесли небожители. Вслед за ним точно в такие же одежды облачились его последователи-ученики.
Во-первых, эти одежды нужны были для того, чтобы обозначить различие между монахами и мирянами. Во-вторых, эти одежды соответствуют обетам бхикшу. В-третьих, люди, которые приучены носить одинаковую простую одежду, не станут думать об украшениях.
Живший во времена Будды царь Бимбисара встретился с брахманом-иноверцем и, ошибочно думая, что он буддийский монах, поклонился ему. После этого Будда, чтобы различать тиртхиков (иноверцев) и буддийских монахов-бхикшу, ввел одежды из квадратных лоскутков, которые по-тибетски называются Намджяр и Лагой. В настоящее время в северном буддизме их редко одевают в повседневной жизни. Они используются во время проведения ритуала очищения – Соджонг – и во время проповедования или слушания Учения. Лагой и Намджяр одинаковы по размеру, но различаются размером лоскутков. Первое предназначено всем принявшим монашеские обеты, а второе только для монахов, принявших полное посвящение бхикшу.
Как-то по степи шел одинокий монах, одетый в бордовую накидку – зен. И тут на него напали шестеро грабителей. Давно уже у них не было добычи, и голод толкнул их на преступление. Но вдруг монах стал двоиться, затем троиться, и множился он до тех пор, пока монахов не стало семеро. Тут грабители, люди трусливые по природе, испугались такого количества монахов и убежали.
В народе таких монахов называют хубилга́нами. Те, кто сумел полностью успокоить свой ум, могут совершать со своим телом много необычных действий.
В бурятском дацане в Игитуе есть знаменитая статуя Будды Шакьямуни – Зандан Джу. Почитание и поклонение этой статуе считается равносильным почитанию самого Будды лично.
Считается, что она была изготовлена во времена самого Будды, когда ему было 38 лет, из сандалового дерева. Во время трехмесячного пребывания Будды Шакьямуни в раю, куда он отправился, чтобы преподать Учение своей матери, царице Махамае, правитель Уддияны соскучился по нему и попросил ближайшего ученика Маудгальяяну изготовить статую, которая была бы копией Будды. Тот взял двух искусных мастеров по дереву и посетил рай 33 небожителей[12], где снял мерки с Будды.
Говорят, что во время пребывания Будды в раю от него исходил лучезарный свет, и мастера не могли смотреть прямо на Будду. Поэтому они лицезрели только его отражение в воде, и одежду на сандаловой статуе они изобразили волнистой, словно рябь на глади воды.
