МОЙ ПАПА искренне любил мир природы, цветы и растения. Он обращал мое внимание на паутину, блестевшую в лучах утреннего солнца сотнями алмазных искр. Он брал меня с собой, отправляясь на долгие прогулки по большому частному лесу неподалеку от города, чтобы показать волшебные мухоморы – те самые, с белыми пятнышками, – и учил слушать ветер и птиц, словно старый индеец.
Жизнь природы была прекрасна. На просторном заднем дворе нашего дома отец рассказывал мне о червях, навозе, пожирающих картофель жуках-вредителях и о полезных жуках, таких, как божья коровка. Он объяснял, как выращивать ноготки, анютины глазки и турецкую гвоздику, как собирать семена этих растений. Овощи меня не слишком интересовали, за исключением картофеля, растущего на общем наделе неподалеку от дома. В день посадки картофеля обычно запускали воздушного змея, и это радовало меня. В той части Голландии, где мы обитали, было ветрено, а город располагался на равнине, где не слишком много домов и деревьев. Отец был в высшей степени практичным и изобретательным человеком, умевшим по-мальчишески веселиться. До самой смерти он с удовольствием делал флюгера как для себя, так и для множества знакомых. Раньше флюгера, попадая в потоки ветра, крутились с веселым жужжанием. Потом отец использовал пластиковые детали, которые делали флюгер более тихим и продлевали срок его жизни. Папа смастерил множество воздушных змеев – больших, что могли бы оставаться в небе днями и ночами, и маленьких, которые мы учились делать самостоятельно, украшая хвосты ленточками и шнурками.
Жизнь шла вполне неплохо, кроме тех пугающих моментов, когда доктор Джекил становился мистером Хайдом. Тогда мой папа съезжал с катушек. Однажды он кинул молоток в моего младшего брата, едва не попав ему в голову. Он бил по голове и меня, когда я спорила с ним или провоцировала, не останавливаясь до тех пор, пока я не теряла сознание или не появлялась мама, которую кто-нибудь звал.
Однажды мой брат Адриан вернулся домой с зажатыми в кулаке бумажными деньгами, утверждая, что нашел их. Отец отнесся к этим словам с большим подозрением и в результате не поверил ему. Он отвел восьмилетнего сына в гостиную и хлестал кожаным ремнем каждый раз, когда тот говорил, что нашел эти деньги. Гневный допрос и порка продолжались невероятно долго.
Два моих передних зуба отец сломал в ходе ссоры, которой могло и не произойти. Мне было лет десять, когда однажды я отказалась есть кашу. Обычно я любила ту густую смесь, которую отец практически каждый день готовил на завтрак; мы заливали ее горячим молоком и посыпали желтым сахарным песком. Но в тот день у меня почему-то не было аппетита, и я не хотела есть, из-за чего немедленно разгорелся конфликт. Отец воспринял это как оскорбление своих кулинарных способностей и вызов его власти. Он сердито приказал мне съесть все. Я отказалась, стараясь быть вежливой. «Папа, мне не хочется». У меня был запор, и я интуитивно понимала, что надо поголодать.
«Ешь, или я вымажу в каше твое лицо», – произнес он еще более угрожающим тоном.
Как дурочка, я ответила на этот нечестный и нелепый вызов. Передо мной на столе стояла полная тарелка каши, и я сказала отцу, что он хочет запугать меня. Отец тут же показал, что способен выполнять свои обещания. Он схватил меня за шиворот и ткнул лицом в кашу с такой силой, что толстая белая тарелка раскололась, а вместе с ней сломались и два моих передних зуба. Кровь из поврежденных губ и десен смешалась с кашей. Мать простонала: «Джон!» – и едва не расплакалась. Потом они оба вытерли мне лицо, волосы и одежду и отправили в школу.
НАВЕРНОЕ, все эти годы ангелы-хранители спасали меня от самой себя. Временами, когда я была неосторожна или невероятно рассеянна, они брали мою жизнь в свои руки. Возможно, благодаря ним в одиннадцать лет я избежала чудовищной глупости, когда, гуляя в парке, привлекла к себе внимание сексуально озабоченного мужчины. Перед входом в парк находилась цементная статуя Богоматери с ребенком на коленях. У ног каменной фигуры или в ее руках всегда были цветы, тайком собранные в парке детьми и положенные туда теми из них, кто был достаточно ловок, чтобы забраться на колени статуи. В парке было озеро, и я приезжала туда на велосипеде ловить головастиков. Это озеро было популярным местом семейного отдыха.
Сначала я ощутила присутствие человека, почувствовав его взгляд как вторжение чужеродной энергии. Я росла, чутко настроенная на энергию похоти, и внимание мужчины казалось знакомым: оно пугало, но одновременно завораживало меня своей тайной. Вместо того чтобы убежать, я потянулась к нему, как мотылек к огню. Повернувшись, я улыбнулась лежащему на траве незнакомцу. Он пригласил меня сесть рядом, показал своих головастиков и спросил, как меня зовут. Все это время я чуяла его, чуяла опасность, видела блеск в его глазах, однако не обращала на это внимания. Он попросил меня прийти завтра в середине дня (когда здесь почти никого нет, мелькнула мысль), и я согласилась.
На следующий день я пришла не потому, что хотела, но потому, что должна была сдержать обещание. В назначенное время он не появился. Я стояла, чувствуя себя неуютно и не понимая, насколько мне повезло. Я поспешила домой, испытывая облегчение и одновременно расстроенная. Конечно же меня не миновал и стыд. Человек пришел в себя, казалось мне, а вот я – нет. В те дни, годы и даже десятилетия я почти никогда не думала о себе хорошо.
МЫ ГОТОВИЛИСЬ оставить Голландию, ее снег и ледяные узоры на окнах, святого Николаса, угольный сарай – и всех моих кукол. После смерти своего отца мать унаследовала какие-то деньги и собиралась потратить их на то, чтобы увезти нас подальше.
Летом 1950 года отец сколотил деревянные ящики для мебели и остальных вещей, в которых наш скарб должны были переправить через океан. Правилами разрешалась транспортировка определенного объема багажа, и некоторыми вещами пришлось пожертвовать. Родители не удосужились сказать мне, что ни одну из кукол они брать не собираются. В конце концов, мне было почти двенадцать.
Шесть удивительных недель старый и шумный транспортный корабль вез нас по воде до Сиднея. Я никогда прежде не видела океана, и моя детская душа расцветала в окружающей романтике, свойственной путешествиям на кораблях. Романтика просто витала в воздухе.
Мы причалили в египетском Порт-Саиде. Выглянув в иллюминатор каюты, которую я делила с несколькими девочками, я увидела внизу, на палубе, нефтяного танкера, пришвартованного рядом с нашим кораблем, загорелого, раздетого до пояса египетского бога, с ленцой работавшего под палящим полуденным солнцем. Ничего не подозревающий бог удивился кусочку бумаги, привязанному к длинной белой нити, что, порхая, упал ему на голову. Он посмотрел вверх, улыбнулся и взял ее, рискуя своей жизнью (как мне подумалось).
