Вольски долгое время были врагами римлян. Вплоть до римского завоевания они были самыми неспокойными из всех народностей, живших на холмах и в долинах Центральной Италии, на том склоне Апеннин, что обращен в сторону Тирренского моря. Спустившись с Апеннин и двигаясь по течению Лириса, который берет свое начало далеко в горах, в землях марсов, в окрестностях современного Авеццано, они вышли к Тирренскому морю там, где Лирис впадает в него близ Минтурн. Ныне в верхнем своем течении река эта носит имя Лири, а ниже, к югу от Монте Кассино, называется Гарильяно. Плавно и сонно течет река мимо холмов, на один из которых карабкается крохотный Арпин, ныне носящий имя Арпино, а на другом лежит Изола дель Лири, где находилось семейное владение Цицеронов.
Название «Арпин» появляется в истории во времена Самнитских войн, в 305 году до н. э. Три местных поселения, Сора, Арпин и Цезенния, были в этом году, читаем мы в «Истории» Тита Ливия, отбиты у самнитов, которые перед тем, опираясь на поддержку местных жителей, отвоевали их у римлян. Память об измене Арпина Риму оказалась недолгой. Уже в 303 году жители городка получили римское гражданство sine suffragio, то есть без права принимать участие в выборах должностных лиц и в народном голосовании или быть избранными на одну из римских магистратур. Но все другие преимущества, которыми пользовались римские граждане, распространялись отныне и на них: право владения, право наследования, право женитьбы на дочери римского гражданина и т. д., что и означало с юридической точки зрения включение их в гражданскую общину Рима. В первое время после 303 года Арпин находился па положении префектуры, то есть управлял им префект — уполномоченный римского претора. Своих магистратов граждане не выбирали и находились, следовательно, полностью под властью завоевателей — очевидно, воспоминания об их недавней измене Риму в это время не совсем еще изгладились из памяти. Городок надо было держать в строгости, ибо он составлял один из опорных пунктов римской обороны на реке Лирис, отделявшей римские владения от самнитских земель Кампании. В 188 году до н. э. жители Арпина получают право гражданства cum suffragio; но, несмотря на это, насколько можно судить, городок не сразу стал муниципием и освободился от префектного правления. Не слишком много лет, однако, понадобилось и для получения муниципальных прав: самое позднее в конце II века до н. э. здешние граждане уже самостоятельна обсуждали и принимали, рассказывает сам Цицерон, собственные законы. Как все муниципии, Арпин был точной копией Рима: здесь имелся свой совет декурионов, имелись магистраты, которые носили имя эдилов и составляли коллегию из трех членов, имелось, разумеется, и свое собрание граждан, которое этих эдилов выбирало.
Среди всех этих сменявших друг друга событий арпинцы успели позабыть времена, когда они вместе с другими вольсками под водительством Аттия Туллия с оружием в руках угрожали Риму, тем более что до того дня, когда здесь 3 января 106 года появился на свет Цицерон, прошло не менее четырех веков. Кое-какие следы минувшего сохранились, однако, до того времени, некоторые сохраняются и по сей час. Таков прежде всего укрепленный вал, вплоть до сего дня возвышающийся среди виноградников и фруктовых садов и по-прежнему защищающий крепость, которая давно уже вошла в черту города. Эта стена, огромная, сложенная из громадных неправильной формы камней, той кладкой, которую принято называть «циклопической», долгое время считалась доисторической. В наши дни археологи более или менее согласны в том, что она представляет собой остатки одного из крепостных сооружений, созданных римлянами на рубеже реки Лирис. Развалины таких же стен обнаруживаются и в других поселениях этого района. Глядя на эти стены, жители, без сомнения, ощущали, сколь славен в истории их древний город. Один из проходов в степе имеет стрельчатое завершение, напоминающее пастушескую хижину. Архаический облик подобных сооружений все отчетливее контрастировал с новыми зданиями, которые с начала I века до н. э., а может быть, и поколением раньше, воспроизводя эллинистические архитектурные формы, распространились мало-помалу по всему краю. К сожалению, мы не можем судить о том, насколько архитектура нового стиля задела Арпин, в какой степени и когда именно городок принял свой позднейший облик.
Есть основания полагать, однако, что расположенная на высоких холмах неприступная крепость, какой являлся Арпин, долго сопротивлялась любым новшествам и оставалась верной древним традициям. В пользу такого предположения говорит по крайней мере одно свидетельство, представленное нам Цицероном. В прологе ко второй книге диалога «О законах» он сообщает, что дом их семьи, стоявший на берегу реки, долго еще сохранял облик старинного сельского жилища, подобного легендарной хижине Курия Дентата, где герой-триумфатор жил в достойной бедности и съедал свою скромную трапезу, сидя у очага. До тех пор, пока жив был Марк Туллий Цицерон, дед оратора, все здесь оставалось неизменным. Лишь после его смерти (год которой нам неизвестен) отец Цицерона поспешил придать семейной резиденции хоть немного более привлекательный вид. Нетрудно себе представить, в чем состояли внесенные им перемены: жилые комнаты были увеличены, по фасаду и вокруг двора, куда еще недавно пригоняли скот на водопой, расположились портики; сооружение таких портиков предусматривалось в первую очередь, если сельский хозяин намеревался проводить на своей вилле погожие летние дни и прогуливаться здесь с друзьями. Хозяйственные постройки не были уничтожены, а лишь отодвинуты подальше от дома, и в них поселился управляющий — вилик с семьей. Все это, разумеется, лишь гипотезы, но гипотезы, подтверждаемые обильным материалом из Помпей и из поселений Лация. Новая вилла, перейдя таким образом в разряд «подгородных» (то есть сохранявших городской комфорт), принадлежала новому стилю, основанному на эллинских образцах, который нынешние историки архитектуры называют сулланским.
В своей речи в защиту поэта Архия Цицерон вскоре напомнит, что в эти первые годы I века до н. э. Италия еще больше, нежели Рим, была как бы пропитана греческой культурой. Проникла эта культура и в Арпин; люди старого закала отнеслись к ней с подозрением и неприязнью, как это видно, например, из любимого присловья деда Цицерона: «Наши здешние все равно что рабы-сирийцы, которые нынче идут нарасхват — чем лучше раб знает греческий, тем меньше на что-нибудь годен». Подобные речи было бы естественно слышать от Катона Старшего, но дед оратора жил полувеком позже. Он явно отставал от времени; знание греческого языка стало всеобщим, захватило оно и Арпин. Не исключено, что слова старика представляли собой выпад против какого-нибудь политического противника, слишком, на его вкус, «современного». Так или иначе фраза эта выдает тот упрямый консерватизм, который, как нам предстоит увидеть, уже вступал в противоречие с духом времени.
