В подземных укрытиях в скальных породах Гибралтара хранились огромные запасы боеприпасов и горючего. Если бы адское устройство сработало, вся крепость взлетела бы на воздух.
Время летело очень быстро. Оставалось уже четыре часа. Заговорщикам удалось преодолеть и вторую охранную зону — как и каким образом, до сих пор никому не известно. До центральных складов оставалось всего сто метров и времени — один час. В верхних штольнях заседал генерал Эйзенхауэр, а под ним тикал часовой механизм взрывного устройства.
Но в самый последний момент кто-то выдал заговорщиков, и операция сорвалась.
Бомбу обнаружили и обезвредили. Генерал Эйзенхауэр продолжал заседать. Один из заговорщиков был сразу же повешен, трое других приговорены к пожизненному тюремному заключению.
А через четыре недели я обратился к берлинскому руководству с собственным предложением по выведению из строя Гибралтара. Проект мой не был столь уж бесшабашным и имел большие шансы на успех.
План этот в итоге был одобрен, а на меня обращено внимание. У меня, кроме номера, появилось и имя. Да я и не был более новичком. Нужно сказать, что в Берлине были готовы поддержать любую инициативу, сколь бы безумной, дерзкой и путаной она ни была. Если можно было рассчитывать хотя бы на один процент успеха, то в такие планы инвестировали не только деньги, но и человеческие жизни и людскую кровь. Война должна была все списать.
Вместе с изменениями на фронте происходили изменения и в абвере, переданном в конце концов в ведение Главного управления имперской безопасности, которое, являясь вотчиной СС, подчинялось непосредственно самому Гитлеру и обладало, соответственно, неограниченными полномочиями.
Я получил приказ прибыть в распоряжение главного управления.
Расставание с абвером было кратким и прошло без всяких церемоний. Прибыв в Берлин, я доложился в филиале Главного управления имперской безопасности, расположенном на Тауэнтцинштрассе. Накануне ночью западные районы Берлина подверглись сильной бомбардировке. Одна из пристроек филиала, находившихся во дворе, была разрушена. В ней располагалась лаборатория, в которой проводились какие-то исследования над мышами и крысами. Оказавшись на свободе, зверьки кинулись в основное здание. Таким образом, вместе с хозяевами меня приветствовали около трех десятков грызунов самых различных видов.
Я представился одному из заместителей начальника главного управления доктору С. Это был человек среднего роста с неброской внешностью.
Основное здание этого ведомства — большое сооружение казарменного типа — находилось на Беркаерштрассе. Когда-то в нем размещался еврейский дом для престарелых. Напротив фасада были разбиты огороды, а сзади высился доходный дом — многоквартирный и населенный беднотой. Во дворе было сооружено бомбоубежище, предназначенное только для сотрудников Главного управления имперской безопасности.
— Присаживайтесь, — сказал доктор С. — Мы знаем вас, а точнее — то, чем вы занимаетесь. Вы ведь бывали в Испании… Ну да об этом поговорим несколько позже.
Во время разговора он бесцеремонно меня разглядывал. Ведь я прибыл из абвера, что вовсе не было для них рекомендацией. Соперничество обоих этих ведомств — выполняли-то они одни и те же задачи — приобрело к тому времени гротескные формы. Их агентура прилагала порой больше усердия и энергии для взаимного наблюдения, слежки и обвинений, чем для выполнения собственно разведывательных задач. Начальником абвера был адмирал Канарис, Главного управления имперской безопасности — бригадный генерал СС Вальтер Шелленберг. После попытки покушения на Гитлера 20 июля 1944 года Канарис был арестован и позднее казнен. Победитель — Шелленберг — был после войны интернирован в Ландсберг, затем перебрался в Италию, где принял католическую веру и умер в одном из монастырей.
Мне пришлось работать на оба этих ведомства, так что я знаю их методы работы, успехи и неудачи. Если Канарис был головой без кулака, то Шелленберг — кулаком без головы.
— Думаю, что мы направим вас опять в Испанию, — произнес доктор С. — У нас мало людей с вашим опытом… Вы пробыли там довольно долгое время. У вас есть какое-то предложение?
Я подумал, что речь, видимо, идет о моем гибралтарском плане.
— Да, — ответил я. — Усматриваю возможность ликвидации гавани военно-морской базы Гибралтар без затраты больших усилий, денег и крови.
Он предложил мне сигареты, встал и стал ходить по кабинету взад и вперед.
— Объясните мне все это подробнее, дорогой.
— С удовольствием, — отозвался я. — Дело в том, что в бухте Альхесирас почти постоянно стоят на якоре до сорока грузовых судов. Значительная часть омываемого ее водами берега принадлежит испанцам. Вот оттуда-то и можно с помощью наших людей нанести удар.
— Каких людей? — прервал меня доктор С.
— Я имею в виду подводных диверсантов, которые сейчас используются в Италии. Полдесятка их вполне достаточно. Я мог бы скрытно переправить всю группу через границу под видом артистов. Да и дальше никаких трудностей не будет. Испанцы с удовольствием примут участие в любой операции, направленной против Гибралтара.
— А как, по-вашему, эти люди доберутся незаметно до судов?
— Это очень просто. Нужно лишь в определенное время имитировать нападение на базу наших подводных лодок, что отвлечет внимание англичан от гавани. Пловцам необходимо будет преодолеть под водой всего двести метров. Это для них большого труда не составит: они плавали и на большие расстояния.
Доктор С., загоревшись моим планом, поддержал его целиком и полностью. Почти все главное управление было на моей стороне. Возражал только Отто Скорцени — освободитель Муссолини, «вундеркинд» главного управления. Дело заключалось в том, что он был против всего, что исходило не от него. А выполнением моего плана пришлось бы заниматься именно его отделу. Поэтому он сразу же воспротивился предложенному мною проекту и уговорил позднее Шелленберга отказаться от этого плана. Я же и сейчас считаю, что операция в бухте Альхесирас могла бы пройти вполне успешно.
В результате операция «Гибралтар» не состоялась. Но у меня даже не было времени досадовать по этому поводу, поскольку появились другие, более рискованные и более фантастические проекты, над которыми мы работали день и ночь. Чтобы мы не испытывали ни в чем нужды, нам выдавали на каждого продовольственные карточки в четырехкратном размере, десятки блоков сигарет и несколько ящиков шнапса. Ведомство здесь не экономило ни на чем.
Я быстро сработался с другими сотрудниками. Первоначальное несколько предвзятое отношение ко мне и определенное недоверие улетучились. И вот однажды я был вызван к начальнику отдела штурмбаннфюреру Л. Мне было лишь сказано, что речь идет об особо важном деле. Особо важным же делом здесь было, по сути, все. В результате даже за допущенную небрежность грозила смертная казнь.
