Однако такое положение дел продолжалось недолгое время, поскольку Николай Маврокордат, не чувствовавший себя достаточно уверенным на валашском престоле, чтобы пресечь любые попытки семейства Кантакузино вернуть себе утерянную власть, отослал на имя великого визиря Порты «наносные письма» с обвинениями Штефана в тайных связях с венским двором. Этого было достаточно, чтобы привести в ярость султана, повелевшего немедленно схватить Штефана Кантакузино и предать смерти.
На следующий день, 26 июня, после полуночи Валашский дворец был окружен янычарами, которые вытащили из постели опального господаря и его отца и отвели их в политическую тюрьму – Семибашенный замок. Прошло не более часа, как в центре тюремного двора раскачивались трупы двух повешенных[222].
В спешке и суете выполнения султанского приказа янычары совершенно упустили из виду Пэуну Кантакузино и ее двух сыновей. В минуты смертельной опасности энергичная и решительная супруга валашского господаря не потеряла самообладания и способности принимать быстрые и правильные решения. Собрав самые необходимые вещи, деньги и драгоценности, она вместе с детьми в ту же ночь покинула дворец и укрылась за стенами голландского посольства, под защитой друга семьи – посла графа де Кольера[223].
Благодаря своим драгоценностям и помощи голландского посла, выдавшего паспорта, Пэуна смогла нанять корабль, на котором в 20-х числах августа 1716 г. она вместе с сыновьями Раду и Константином покинула берега Босфора. Только через четыре недели беглецы, изнуренные штормами и тяготами дальнего пути, прибыли в Мессину.
В последних числах сентября 1716 г. вдова валашского господаря была принята вице-королем обеих Сицилий, который вручил ей рекомендательные письма понтифику.
12 октября состялась аудиенция Пэуны Кантакузино у римского папы Климента ХI[224]. Получив материальную помощь и святейшее благословление, Пэуна с рекомендательными письмами папы на имя императора Священной Римской империи Карла VI[225] продолжила свой путь через Флоренцию, Болонью и Венецию к Вене, куда прибыла в начале 1717 г.[226]
В австрийской столице вдова валашского господаря была тепло принята императором, который в знак признания заслуг ее супруга перед венским двором и перенесенных ею бед и лишений назначил ежегодную пенсию, соответствующую ее рангу и положению. Оба сына, которым исполнилось тогда 15 и 16 лет, получили возможность продолжить свое образование.
По утверждению Н. Йорги, на которого ссылается румынский историк Константин Гане, выделенная венским двором пенсия позволяла семейству Пэуны вести жизнь, достойную ее положения в обществе. Однако отпрыски вдовы были «слишком горды, чтобы ходить пешком, и столь же бедны, чтобы оплачивать долги», что в течение нескольких лет окончательно расстроило финансовое положение матушки[227].
По-видимому, последняя причина заставила Пэуну обратить взор на Россию, где она, опираясь на помощь и содействие своих свойственников Томы Кантакузино и Димитрия Кантемира, могла попытать счастье при дворе российского монарха.
Уже в начале весны 1718 г. она направила «через своего посыльного» несколько писем к графу с просьбой переслать их, одно царю Петру I, другое – канцлеру Г. И. Головкину, в которых, как отмечал в сопроводительном письме Т. Кантакузино, «чаю, просительно пишут, дабы призрены были милосердным оком его царского величества»[228].
Переписка Пэуны с российским двором продолжалась около двух лет. Одновременно с ее обращениями на имя царя и влиятельных вельмож немало стараний для благополучного решения ее просьбы приложили Д. Кантемир и Т. Кантакузино.
Имеющиеся в наших руках письма графа Т. Кантакузино на имя А. Д. Меншикова позволяют утверждать, что Пэуна с детьми прибыла в Россию в первой половине 1720 г. Местом проживания княгини и молодых княжичей стал гостеприимный петербургский дом ее родственника князя Д. Кантемира. Там в течение многих месяцев ожидала она обещанной царем дачи на содержание ее семейства[229].
Только после многочисленных обращений и просьб со стороны Пэуны и ее родственников последовало письменное указание А. Д. Меншикова к канцлеру Г. П. Головкину: «… дабы деревни, лежащие в Малороссии, о которых мы с вашим сиятельством говорили, для ее пропитания отдать ей во владение. Того ради прошу ваше сиятельство да не изволите отдать ей для владения на оные деревни из коллегии иностранных дел грамоту, дабы она с детьми имела пропитание без нужды…»[230]
Однако даже после этого распоряжения спустя некоторое время, 5 июля 1721 г., Пэуна Кантакузино вынуждена была вновь письменно обратиться к А. Д. Меншикову с просьбой о содействии, так как «дело о ней в Сенате не было еще решено, а получено было ею от казны лишь 500 рублей, да и те ушли на оплату долгов»[231].
Лишь к осени того же года ей были переданы в потомственное владение в Полтавском полку имения примкнувшего к Мазепе Карпика – «бунчукового казака Данило Карпеченко, который владел маетностями бывшего Киевского полковника Фёдора Коровченка, по гетманскому универсалу»[232]. В их состав входили: «3 села… в Козельской сотне село Мостища, село Рудня, село Семиполки, хутор Свитое, хутор Жеребецкое: в них и в городе Козельце помещиковых дворов с садами и огородами – 6… а всего подданных 168 дворов. Под г. Козельцом – подворок с садом и огородом, полями и с сенокосами, винница о трех казанах вина, в которых в год выпаривается 404 ведра вина <т. е. водки. – В.Ц.>. При тех же селах 2 мельницы»[233].
По приходным документам за 1724 г. Пэуна с сыновьями получала со своих владений «с пяти шинков, которые в тех селах доходу в год 202 рубля, а вино берется с тех заводов. Мельниц и гаев – 5, пашни и сенокосу 9 половин. Сымается хлеба: ржи – 670 копен, ярового – 110 копен, розного – 52 четвертика»[234].
Пребывание Пэуны Кантакузино с детьми в России оказалось непродолжительным. Не успев обосноваться в новом отечестве, она столкнулась с целой чередой тяжелых потерь. В течение нескольких лет отошли в мир иной ее ближайшие родственники и покровители Т. Кантакузино и Д. Кантемир. Когда же в январе 1725 г. скончался российский император, под протекцией которого она надеялась устроить судьбу своих сыновей, Пэуна решила вернуться в Священную Римскую империю.
В ответ на ее ходатайство на имя императрицы в мае 1725 г. последовал указ Екатерины I, согласно которому «мултянского господаря Степана Кантакузина жена вдова Пауна с детьми, по ея желанию отпущена в отечество»[235].
