фондов участников Совета сотрудничества, то вполне обоснованно можно утверждать, что страны-члены ССАГПЗ играют сегодня весьма заметную роль в поддержании рабочего ритма мировой экономики, торговли и финансов.
В настоящее время в практической деятельности стран-членов ССАГПЗ в военно-оборонной сфере упор делается на укрепление национальных оборонных потенциалов, наращивание совместных сил быстрого реагирования и дальнейшее расширение военно-технического сотрудничества с США, а также с Англией и Францией (в 1984 г. появились коллективные военные силы ССАГПЗ — «Щит полуострова»). В торгово-экономической области акцент ставится на формирование «общего рынка» шести монархических стран Аравийского полуострова, а во внутриполитической — на сохранение в странах-членах ССАГПЗ существующих режимов власти и родоплеменной структуры общества.
СССР на образование ССАГПЗ реагировал отрицательно. Объединение шести монархических стран Аравии в целях обеспечения коллективными усилиями собственной защиты и безопасности Москва восприняла исключительно как движение Аравии в сторону дальнейшего наращивания военно-политического сотрудничества с США. В документах МИД СССР по этому вопросу указывалось, что формирование Совета сотрудничества — «не есть шаг в правильном направлении» (формулировка Георгия Марковича Корниенко, тогдашнего первого заместителя министра иностранных дел СССР).
Главная задача советской дипломатии в отношении нефтедобывающих монархий Аравийского полуострова состояла в том, чтобы посредством политических контактов с ними не допустить превращения Совета сотрудничества в еще один военно-оборонный пакт с ярко выраженной прозападной ориентацией. В русле такой установки внешнеполитическим отделом ЦК КПСС совместно с МИД СССР вынашивалась идея созыва региональной конференции по вопросам безопасности и сотрудничества с участием в ее работе СССР и США. Впервые эту идею высказал в интервью кувейтской газете «Ас-Сийаса», в мае 1981 г., Леонид Митрофанович Замятин (1922–2019), тогдашний заведующий Отделом международной информации ЦК КПСС. В Эр-Рияде и других столицах стран-членов ССАГПЗ она понимания не встретила; ее там восприняли как проявление настроенности Москвы на превращение района Персидского залива в территориальную зону «кондоминиума сверхдержав» (14). Опасения стран-членов ССАГПЗ на этот счет еще больше усилились в связи с заключенным тогда же (весной 1981 г.) трехсторонним соглашением о сотрудничестве между НДРЙ, Ливией и Эфиопией, то есть между политическими партнерами СССР. Суть соглашения состояла в налаживании взаимодействия «просоветской тройки», как эти страны фигурировали в средствах массовой информации стран-членов ССАГПЗ, во всех сферах деятельности, в том числе в областях обороны и безопасности.
В 1982 г. произошло важное событие в советско-саудовских отношениях. Стороны договорись об организации «контактного канала» в Лондоне или Париже для обмена мнениями по актуальным региональным проблемам.
В том же 1982 г. Москву посетил (2–4 февраля), в составе «комитета семи» ЛАГ, министр иностранных дел Саудовской Аравии принц Са’уд ибн Файсал. Его приезд в Москву совпал по времени с состоявшимся 50 годами ранее визитом в СССР принца Файсала ибн Са’уда, его отца. Во время встречи с А. Громыко руководитель саудовского внешнеполитического ведомства по собственной инициативе поднял вопрос о советско-саудовских отношениях. Высказал мнение, что их состояние «не вполне соответствовало» на тот момент ни настроениям, ни потребностям в таковых ни в Эр-Рияде, ни в Москве. Напомнил о саудовском предложении установить между странами «обмен мнениями по постоянному каналу связи» — через послов обеих стран в Лондоне или в Париже.
О короле Халиде иностранные дипломаты, работавшие в Саудовской Аравии, отзывались как о человеке добросердечном, радушном и гостеприимном; отмечали, что его любили все его сестры и братья.
Рассказывают, что он владел богатой виллой (Beechwood House) в северном пригороде Лондона, приобретенной в марте 1977 г. за 1,9 млн. фунтов стерлингов, где останавливались члены его семьи во время посещения Англии.
Часто наведывался на свою ферму в пустыне, в Умм-Хамаме, неподалеку от Эр-Рияда. Любил, как уже упоминалось выше, соколиную охоту и верховую езду. Выезжал на охоту с кречетами и соколами не только в аравийскую пустыню, но и в некоторые африканские страны. Его «сокольничий охотничий арсенал» считался одним из лучших.
Он знал толк в лошадях чистой арабской породы и аравийских дромадерах. Интересовался связанными с ними, равно как и с чистокровными племенами Верхней Аравии, сказаниями и преданиями времен глубокой древности.
К сведению читателя, верховая лошадь в землях нынешней Саудовской Аравии была и остается гордостью любого из тамошних коренных жителей. О роли и месте лошади в повседневной жизни арабов Аравии прошлого говорит то, что в «культуре почитания», существовавшей у аравийцев, на первом месте стоял отец, на втором — гость, на третьем — лошадь. В племенах Аравии, притом повсюду на полуострове, лошади ценились так высоко, что пойманным конокрадам тут же, на месте, обрезали уши.
Родословные чистокровных арабских лошадей, повествуют летописцы, вели строго, и проследить их можно было до десятого колена. Из сказаний арабов Древней Аравии следует, что первым разводить лошадей арабской породы на продажу стал легендарный ‘Аназа, родоначальник могущественного племени бану ‘аназа, сплотившего вокруг себя один из крупнейших в Древней Аравии племенных союзов, внук Раби’а, потомка в 13 колене Исма’ила, прародителя арабов Северной Аравии. Впоследствии, по сложившейся традиции, на протяжении столетий чистокровность лошади арабской породы было принято удостоверять у бедуинов-коневодов из племени бану ‘аназа. Родом из этого «благородного племени», из разных колен его, несколько правящих в странах Аравии династий: Аль Са’уд в Саудовской Аравии, Аль Сабах в Кувейте, Аль Халифа на Бахрейне и Аль Тани в Катаре. И у всех у них — богатые конюшни.
Чистокровная лошадь арабской породы, родословная которой прослеживается до одной из пяти кобылиц Пророка Мухаммада, — это в Аравии символ знатности и богатства, и даже атрибут власти.
По существовавшей у арабов Аравии традиции, хвосты погибавших в схватках лошадей, о которых аравийцы отзывались не иначе, как о «друзьях, потерянных в сражениях», непременно отрубали и приторачивали к седлам — в память об их верности и преданности (15).
Особое отношение у бедуина Аравии, будь то недждийца или катарца, кувейтца или оманца, к верблюду. По одной из легенд, Аллах сотворил человека из мягкой глины и вдохнул в него жизнь. Неиспользованную же часть глины разделил на две части и вылепил из них финиковую пальму и верблюда. Поэтому «финиковая пальма, — сказывают бедуины Аравии, — сестра человека, а верблюд — его брат». По древнему обычаю бедуинов, верблюд и плоды финиковой пальмы должны сопровождать людей и в потустороннем мире. И посему их в прошлом непременно оставляли у могил умерших.
Верблюд у бедуинов Аравии прошлого — это символ терпения и выносливости, и непременный атрибут-оплот жизни. «Семья, — гласит одна из их поговорок, — зиждется на муже, жене и верблюде». Когда аравиец в старину клялся верблюдом, то слово данное им, держал твердо. Нарушение такой клятвы, согласно поверьям предков, оборачивалось для человека утратой благоволения
