Таких “писем” у меня было написано несколько и все они пользовались бешенной популярностью среди моих однополчан. Они прекрасно ложились под гитару и мы горланили их и даже тайком записывали на магнитофон. Если бы эти записи попались на глаза офицерам, нас могли ждать крупные неприятности, поскольку подобное творчество в те годы каралось весьма сурово. О чем говорить, если слушать записи Высоцкого в армии было запрещено. А тут какой-то солдат строчит песни на его манер, да еще всуе поминает Комитет советских женщин во главе с самой первой женщиной-космонавтом Терешковой. Но страха у меня не было абсолютно никакого и я кропал стихи направо и налево. Приведу еще одно, не менее юморное “письмецо”, легшее на бумагу 24 марта 1983 года. Автором письма выступала та самая супруга Ивана Запашного Клавдия, которая блудила с Харитоном. Честно говоря, я не помню когда было написано это письмо — то ли до блуда, то ли после — всяком случае из него следовало, что в семье Запашных все “о’ кэй”. Клавдия писала его из Москвы, уда они с Иваном отправились за покупками. В роли адресата выступает та самая Степанида, которая снабжала Клавдию запрещенной литературой.
Дорогая Степанида! Мы уже в Москве.
Целый день вчера катались с Ваней на метре.
Как доехали? Нормально. Живы да здоровы.
Степанида, как надои у моей коровы?
Красна площадь правда красна. ГУМа рядом с ней.
Это вроде наш сельмаг, лишь поздоровей,
в нем народу, будто в клубе, когда фильм индийский.
Я купила панталоны и пиджак англицкий.
Я от Вани ни на шагу, ну а он же мне
все названия читает магазинные.
Были с Ваней в “Продуктовом”, не волнуйся ты,
я купила всей родне в палках колбасы.
Были в “Тканях”, все прилавки ломятся шелком.
Там мы с Ваней потеряли рубиль с пятаком.
Ваня долго сокрушался, был так недовольный,
мы ж могли купить бутылку выгодно-плодовой.
Степанида, ты же знаешь, Ваня муж отличный.
Я ему за это тут же выбила “Пшеничной”.
И в скверочке, мы без всяких, дорогая верь мне,
прямо с горлышка напились, как у нас в деревне.
Я, подруга, здесь на людях пользуюсь успехом,
на холщовую рубаху смотрят с интересом.
Патрикеевне скажи, что она в бесславии,
у меня теперь есть мыло из самой Италии!
А вчераси, Степанида, случай был обидный,
приставал ко мне мужчина, правда дюже видный,
предлагал он мне, охальник, пока муж в отъезде,
чтоб я шла с ним целоваться у него в подъезде.
Ты, подруга, меня знаешь, я ж не Пелагея,
вот для той мужчина нужен для срамного дела.
Ты же омнишь как весной Еремей постанывал,
это я его граблями, чтобы не подглядывал.
А в Москве такие бабы, ну, никуда не годно!
Все в цегейках и тулупах, говорят, так модно.
Ну, а Ваня рот раззявил и уставил бельма…
Я обиделась и ночью спали мы раздельно.
Вот зашли с ним в “Детский мир”, тут еще хужей,
как в нутрях я не искала, не нашла детей.
Мужики одни да бабы кучами столпились…
Пять часов мы здесь плутаем, видно, заблудились.
Я сижу на чемодане, Ваня выход ищет.
Степанида, как там Васька, зубы утром чистит?
Алексею передай, что он был скотиной,
коли так и не вернул три рубля с полтиной.
Бабам также расскажи, что я написалаю
Марфе кукиш покажи, чтоб не приставала.
Если выберусь отсель и себя избавлю,
в нашей церкви все места свечками заставлю.
В мае я “дембельнулся”, а спустя пару недель уже опять взялся за перо. На этот раз я увлекся пародиями. В те годы был очень популярен поэт-пародист Александр Иванов (он вел на ТВ передачу “Вокруг смеха”) и влияние его творчества сказалось и на мне. Несколько своих пародий я отослал в “Литературную газету”, но оттуда пришел ответ (на официальном бланке), что им это не подходит, но мне надо продолжать в том же духе (то бишь писать). Чтобы читателю стало понятно, что из себя представляли мои пародии, возьму на себя смелость процитировать некоторые из них. Так что запаситесь терпением.
Пародия N1 — на стихотворение Андрея Вознесенского “Телеграмма”, где есть следующие строчки: “Тебе до востребования Почта Рязани Казани Танзании и Верхнего Волочка”.
Телеграмма-2
Тебе до востребования Почта Вилюйске Бобруйске Пиструйске и Нижнего Торжка Гнетущая тоска ТЧК Купил два пончика в масле истратил два пятачка ТЧК Вспомни как мы любили на зеленой опушке леска ТЧК Ты будто зеленка зеленая вся еще зеленее я ТЧК
В шикарном бюстгальтере яблока два ТЧК Лежит на траве белье и наши места прикрыты слегка книжкой Раззакова поэта тире чудака ТЧК Я пою под Антонова лезешь ко мне и хочется мне наступаю на ногу тебе тире коль верить примете то быть беде но нам не страшна беда и пусть мы знакомы всего два часа но лезем руками в такие места ТЧК ТЧК ТЧК А птички поют про тебя и меня ТЧК Про наши большие дела на зеленой лужайке родного леска ТЧК Но ты одевая бюстгальтер и все остальное лежащее на себя пощечиной звонкой сражаешь меня ТЧК За то чтоб не лазил до свадьбы незнамо куда ТЧК Твои каблучки в свете майской зари мелькнули в глазах и исчезли вдали Пока ТЧК И нынче с утра я пишу для тебя на бланке слова ТЧК Быть может ты дома смотря Пугачеву вспомнишь меня ТЧК Поймешь ли сквозь эти строчки мой одинокий вопль ВОПР
(18 июля 1983)
Пародия N2 — на того же А. Вознесенского и его строчки:
Меня ты привела домой.
Любила и любовь давала.
Мы годы прожили с тобой.
Но ты меня не узнавала.
Обознатушки
Ты привела меня к себе.
Раздела. Чаем напоила.
Потом на импортной софе
Меня с собою уложила.
Сияла на небе луна.
Вернее, половина.
А ты все мучила меня:
“Какое ваше имя?”
С той связи минули года.
У нас дочурка Ленка.
А ты все путаешь меня
с каким-то Евтушенко.
(29 июля 1983)
Пародия N3 — опять на А. Вознесенского и его строчки из стихотворения “О 17 Андреях”:
В Америке, пропахшей мраком,
камелией и аммиаком,
в отелях лунных, как олени,
по алюминиевым аллеям,
пыхтя, как будто, тягачи,
за мною ходят стукачи…
О 17 Федорах
В Америке, пропахшей бинтом,
рок-музыкой и “Даблминтом”,
в гостиничных темных отсеках,
при черных своих пистолетах,
начищены, как гренадеры,
за мною шпионят филеры.
17 рож из ЦРУ…
Тьфу!..
Один такой: скелет да кожа,
мишень такая его рожа!
Другой потолще огурец,
следит в бинокль. Ах, подлец!
Следят за мной, вот ситуация,
из унитаза — информация,
сидишь на нем, а звук внезапно
к ним в микрофон — и все понятно.
17 камер с черной кожицей,
17 раз я был уборщицей,
взяв щетку и ее халат
из ада я спускался в сад.
Живу в гостинице “Ньюпорт”,
готов отдаться под аборт,
лишь бы убрали молодцов,
из ЦРУ паршивых псов.
17 черненьких Раззаковых
лежат в портфелях провокаторов,
и положенье не критическое,
а международно-политическое!
17 стонущих Раззаковых
вдруг превратились в конспираторов,
ведь каждый миг из-за угла
следят шпионы США.
А ночь, как посланный кошмар,
Меня пытают, в пах удар,
я извиваюсь от экстаза,
когда мне жгут два моих глаза.
Но я в Москве вторые сутки,
забылись в баре проститутки,
а вот шпионы ЦРУ
меня преследуют вовсю.
Хотя остались они там,
но руку я отсечь вам дам,
они во мне, в который раз,
когда сажусь на унитаз.
Когда гуляю вдоль мостов,
они следят из всех кустов.
Но что за чушь и фальш из глаз,
Они в Америке сейчас!
Сидят шпионы и убийцы
и гладят девкам ягодицы,
им крутит вновь магнитофон
мой с унитазом унисон.
Всплывает в их мозгу опять
москвич из номера 105,
когда глотал я их пилюли,
дрожа на том электростуле.
И хоть мой голос был там сорван,
они не выжали слезу.
“Вам очень больно, мистер Федор?”
А я в ответ: “Эх, мать твою!..”.
(20 июля 1983)
