Пародия N8 — на Л. Ошанина и его строчки:
А я люблю тебя ничью.
А я веду тебя к ручью.
Швыряю в белую струю.
На дно
Эх, зря ты мечешься, как мышка,
что вдруг попалася коту.
Ведь я люблю тебя, глупышка,
а, значит, с берега швырну.
Все будет тихо, гладко, чисто,
такое только нам дано.
Ну, успокойся, это быстро,
хлебешь водички — и на дно.
А ручеек течет спокойно,
ах, даже боязно бросать.
Но отступать нам недостойно.
Ну, хватит, нечего кричать!
В глазах твоих любовь теплилась,
а у меня в глазах темно.
Ну, значит, как договорились:
без шума-гама — и на дно.
(28 августа 1983)
Пародия N9 — на Л. Мартынова и его строчки:
Я куплю себе усы и бороду,
и переоденусь, и тайком,
с черным зонтиком пройду по городу
притворяясь старым стариком.
Тю-тю…
Давеча наклеил себе бороду
и седые пышные усы,
и пошел гулять себе по городу
в летние погожие часы.
Сел в автобус, ехавший в Капотню,
у дверей передних скромно встал.
Но хотя я выглядел на сотню,
места мне никто не уступал.
Лишь один очкастый недотрога
вскорости нарушил тишину:
“Дедушка, садитесь, ради бога”.
Ну, а я ломаться не люблю.
Я полез к окну, пихая ноги,
но, видно, я неловко пролезал,
у меня при всем честном народе
левый ус, отклеившись, упал.
Помню, был мужик с трудом дышащий,
больше всех кричал и бился он:
“Братцы! Он старик не настоящий!
Люди! Это вылитый шпион!”.
Помню, после бороду сорвали,
а очнулся я уже в гипсу.
Мне врачи так прямо и сказали:
“Вам теперь на пенсию, тю-тю…”.
(22 августа 1983)
Пародия N10 — на В. Фомичева и его строчки:
Будильник рявкнет,
вырвет тело
у койки из объятий белых,
и брюки ловишь ты вслепую…
Вслепую
Будильник рявкнул. Поднимаюсь.
Но ото сна не отошел.
Сходил по делу. Умываюсь.
Попил. Поел. Надел. Пошел.
Спускаюсь вниз. Глаза закрыты.
Сон продолжительный такой.
Удар об столб! Глаза открыты.
“А где я, люди? Что со мной?”.
А те от смеха чешут глотки.
Смотрю туда, куда они:
на мне Анютины колготки
и модный лифчик на груди.
(18 августа 1983)
Пародия N11 — на Ю. Мориц и ее строчки:
И с криком первых петухов
так бьется в грудь волна упадка,
что грудой тухлых потрохов
ты в пустоте мертвеешь гадко.
Фу!..
Я слышу голос петуха
и даль мгновенно розовеет.
А рядом мужа потроха,
не то он спит, не то мертвеет.
Я с ложа тихо поднимаюсь,
а в горле тошнотворный бес,
ведь потроха всю ночь касались
моих живых телес.
Но как бы тихо не кралась,
не одевала тапок,
мертвечина с постели поднялась
и принялась за завтрак.
Налила супа с червячком,
на хлеб плеснула гноя,
два глаза с выцветшим зрачком
заела стоя.
Мертвец копался в потрохах,
пил мозг запоем
и мой передничек в цветах
забрызгал гноем…
Волна упадка у меня,
а может, шалость.
Не знаю как читаете, друзья,
такую гадость!
(9 августа 1983)
Пародия N12 — на С. Сушу и его строчки:
Когда-то ты красавицей была,
Возросшая на “Птичьей карамели”.
Как в утренней росе колокола
под кофточкою яблоки хрустели.
Сосите, девки, карамель!
Была ты сплошь с угрями на носу,
но “Птичьей карамелькою” питалась.
Под кофточкой, быть может, потому
“антоновка” так сочно наливалась.
Как дура не сосала все подряд
и не чуралась тем, что некрасива.
И вот уже под кофточкой сидят
два марокканских чудо-апельсина.
Отвергнув столько импортных конфет,
сосала только эту карамельку.
И вот уже из кофточки на свет
глядят арбузы в каждую лазейку.
Потом, в конце концов, твой внешний вид
вошел в свою решающую фазу,
когда катастрофически трещит
бюстгальтер, что пошит по спецзаказу.
Поэтому, чтоб впредь не сесть на мель,
советую всем девушкам красивым:
сосите только “Птичью карамель”
и бюст ваш будет нравиться мужчинам!
Пародия N13 — на В. Емельянова и его строчки:
Забытое, странное что-то
меня укололо… Потом
стремглав унеслось за ворота
застряло на склоне крутом.
НЛО
Не зверь и не птица
кольнула, как кнопка,
мне в ягодицы,
понятнее, в попку.
Да что это было?
С чего бы да взяло?
Но это уплыло,
умчалось, слиняло.
Сознание стонет
от новой беды,
вернется, уколет
с другой стороны.
А, может, минует,
мои-то ворота?
Но попка все ноет
и чует чего-то.
(2 августа 1983)
Пародия N14 — на Г. Поженяна и его строчки:
Лягу в жиже дорожной,
постою у плетня.
И не жаль, что возможно,
не узнают меня.
Довалялся!
В самой радостной позе
в жиже я повалялся,
а потом и в навозе
носом так покопался.
А потом сразу к плетню:
“Дорогие мои!”
Но кричат мне родные:
“Геть, чумной, уходи!”
Крик их носится в поле,
я не верю ушам.
“Не узнали вы что ли?
Это я — Поженян!”.
А в ответ нецензура,
так, что я пропотел.
Дед родной меня с дуру
палкой в темя огрел.
А бабуля родная
с криком: “Сгинь, сатана!”
Из ведра, у сарая,
мне плеснула дерьма.
И бежал я по лугу
в лес, где много зверья.
Но и те от испуга
покусали меня.
Осень стылая ближе,
гонят все со двора.
Довалялся я в луже!
Постоял у плетня!
(17 июля 1983)
Кроме пародий, коих я за то лето-осень 83-го настрочил несколько десятков, я также баловался и разного рода юморными поэмами, подражая то Высоцкому, то вообще неизвестно кому. Сочинялись они легко, иной раз за несколько минут. Сегодня я бы так уже не написал. Темы для своих поэм я брал с потолка, но иной раз они рождались под впечатлением каких-нибудь событий, виденных мною. Например, однажды я был свидетелем, как на Комсомольской площади вокзальная проститутка “клеила” мужика. Я пришел домой и за считанные минуты накатал поэму, правда для рифмы перенеся ее действие в другое место. Так на свет 21 ноября 1983 года родилась поэма “На вокзале Павелецком…”.