Виктор Лихоносов говорил спокойно, как нечто давно продуманное, сейчас он получил лишь удобную минуту, чтобы высказать давно накопившееся. Его глуховатый голос становился еле слышным, он говорил как бы для себя или как бы про себя нашептывал эти слова, и от этого его мысли приобретали еще большую убедительность. Да и его глаза были какими-то отрешенными, светло смотрящими на мир и на своих собеседников.
Отец слушал его и чувствовал огромную силу убедительности в этих словах. И одновременно ему казалось, что не поняли его или ему не удалось высказать глубоко и правильно то, о чем он сам многие дни думал и что хотел где-нибудь публично высказать. И вот ему казалось, что представился удобный случай. Сколько раз он говорил себе: нельзя в такой разношерстной компании высказывать что-то заветное и еще не выношенное. И на этот раз был более убедительным Друг с его голым отрицанием всего сегодняшнего. Как легко все это говорить...
Долго еще обсуждали насущные проблемы собравшиеся литераторы, но время неумолимо двигалось к одиннадцати. Отец предложил Поэту намекнуть собравшимся, что пора и честь знать и дать отдых нашим заслуженным ветеранам.
«Генеральша» тут же произнесла заключение:
– Ой, ребята, такой необыкновенный вечер сегодня. Столько необыкновенных мыслей здесь высказывалось разных. Это-то и хорошо. Все мы неодинаковые, имеем свои точки зрения. И пусть у нас будут разногласия, но не будет ссоры между нами. Я пью за здоровье всех присутствующих и желаю всем вам, дорогие друзья, счастья и радостей.
Долго еще ходили друзья по набережной, смеялись, шутили, разговаривали о своих близких и знакомых по литературному цеху. Вспоминали и «лягушонка», и «генеральшу».
В этот день легли спать поздно, но, к счастью, Отец и Друг чувствовали себя хорошо, не перебрали, как иной раз бывало в такие дни.
На другой день все пошло, как обычно: играли, купались, смотрели телевизор.
Вечером Отец и Друг вышли на набережную и увидели Юру Антропова, который пожелал присоединиться к ним. Почему-то зашел разговор о Семине.
– Я сейчас очень холодно с ним здороваюсь, – сказал Антропов. – Он очень подло повел себя в одной истории.
– А что такое? – одновременно спросили Отец и Друг.
– Да как же? Я вам не рассказывал?
– Нет.
– В прошлом году я лежу на пляже и читаю повесть Трифонова «Дом на набережной». Как раз он вылезает из моря и спрашивает: «Вы читаете Трифонова?» – «Да», – говорю. «Ну и как?» – «Не могу вам ничего пока сказать, я еще не дочитал». Ничего он тогда не сказал, а я пожалел о своей откровенности. И вскоре был какой-то пленум, и подходит ко мне Трифонов и говорит: «Юра, о какой интеллектуальной мафии вы говорили Семину?» Я опешил. Надо было как-то выкручиваться. «Я не знаком с Семиным, а потому я не мог ему говорить ничего подобного». Как-то встретились с Семиным, он бросился ко мне, а я холодно ему говорю: «Не могу вам руки подать, вы доносчик». – «Ой, как же так получилось, не знаю. Я напишу Лимонову в Америку, а он напишет Трифонову». И действительно, вскоре подходит ко мне Трифонов и говорит: «Юра, действительно вышло недоразумение. Считаю конфликт исчерпанным». Надо же мне было как-то выкручиваться.
Целуем.
16 мая 1978».
Примечание. На этом «расшифровка» «Записок», видимо, закончилась. Наступило время серьезной работы, на эту игру уже не было времени. А жаль. Много интересного осталось незафиксированным, хотя бы в такой форме. Здесь упоминаются «генералы», генерал-майор Петр Яковлевич Пастухов, фронтовик, орденоносец, и замечательная женщина Ольга Борисовна Власенко, директор завода, получила орден Ленина до войны, фронтовик, подполковник, получила тяжелейшее ранение в ходе фашистской танковой атаки, но в конце жизни стала писать книги, а Олег Михайлов, блестящий редактор, стал их править, отсюда в этих «Записках» автор чуть-чуть иронически относится к ее литературным занятиям. Вспоминаю прекрасный эпизод: я стал собирать деньги на издание книги «Михаил Булгаков» за свой счет; Ольга Борисовна позвонила мне и предложила свою тысячу. Книга «Михаил Булгаков» вышла в издательстве «Московский рабочий», но эта тысяча Ольги Борисовны и Петра Яковлевича незабываема.
Ивану Петелину из Коктебеля в Москву.
«Дорогой Ванюша! Здравствуй!
Получили мы твои два письма и очень радовались им. Особенно понравилась нам Ольга, как она скучает. Очень понравилось нам и твое «дачное» письмо. Правда, ты не очень-то был подробен в своих описаниях о том, как ты там провел время.
Меня интересует, как ты учишься, потому что от этого зависит твоя поездка в Коктебель. Алеша ждет тебя не дождется. Да и мне было бы радостно, если б ты все-таки приехал и посмотрел уже более взрослыми глазами на те места, где ты с четырех лет бывал постоянно.
С бассейном – недоразумение: никакого абонемента Раиса Ивановна нам не давала, она просто взяла деньги и сделала отметку в своей книжечке. Вот и все. Очень сожалею, что ты не смог закончить благополучно свой урок по плаванию.
Мы с Алешей читаем интересную книгу «Ласси возвращается домой». Эта книга рассказывает о дружбе английского мальчика Джо и колли Ласси. Интересно то, что колли так привыкла прибегать к школе в определенные часы, что, когда ее продали герцогу, она несколько раз убегала из клетки и точно к концу уроков снова появлялась у школы и ждала мальчика. А продали ее потому, что наступили трудные времена для родителей мальчика: закрыли шахту, где работал отец, не стало денег, и они продали ее за большие деньги.
Мальчик очень горевал, но ничего не поделаешь. Трудные времена есть трудные времена...
Пиши нам побольше, а ошибок делай поменьше. Будь внимательней, мой мальчик.
Шлем тебе наш коктебельский привет и целуем. Поцелуй бабу Таню и передай ей, что у нас все хорошо.
И маму поцелуй... Папа и Алеша, который сейчас где-то бегает около ручья, который они с Антошкой называют рекой.
8 мая 1978».
«Киев
31.12.78.
Дорогой Виктор Васильевич!
В ночь под Новый год (с которым поздравляю Вашу дружную семью) пришло мне желание написать свое читательское мнение о Вашей книге «А. Толстой». Еще в Коктебеле я просмотрел сигнальный, а получив авторский подарок, «с чувством, толком и расстановкой» внимательно прочел за несколько сеансов, потому что хотелось растянуть удовольствие от чтения Вашего труда. Читал с увлечением, как роман, и обогащался за счет огромного жизненного материала о советском Классике, собранного и изученного Вами. Проделан большой труд, за что каждый скажет Вам спасибо. Это мое искреннее мнение, потому что я все творчество Ал. Николаевича (художественное) хорошо знаю, критику меньше, оно было разбросано в какой-то мере, а Вы сейчас создали полный портрет этого замечательного человека. Я лично раза два его видел в Западной Украине 1939 – 1940 гг. и только (во Львове). Во-первых, Вы сразу взяли быка за рога (читателя) в «Прологе» судебным делом отца-графа с Бостромами – уже пробудили внимание, а дальше в хронологическом порядке год за годом раскрыли жизнь своего героя – тоже увлекательно, детали быта, семейную и общественную жизнь писателя, его творческие планы и их выполнение или срыв задуманного.