на себе, как это положено издавна, по шестьдесят фунтов выкладки на расстояние от пяти до восьми километров. В лесу и на полянах, где обычно проходят наши занятия, поспели ягоды – их тьма, и мы собираем в изобилии землянику, чернику, дикую малину, гонобобель. Местным жителям ходить по ягоды некогда, и все остается нам.
1 июля. С сегодняшнего дня начинается стажировка командования огневым взводом. Должности командира огневого взвода и командиров орудий будем исполнять по очереди. Остальные должны трудиться номерными при орудии. 82-миллиметровый миномет весит до шестидесяти килограммов, разбирается на три части и переносится вручную тремя номерами. 120-миллиметровый миномет, 45-миллиметровая противотанковая и 76-миллиметровая полковая пушки требуют конной тяги.
Стояла жара сухая, палящая, знойная – воздух прогревается до сорока градусов в тени. В строю на занятиях пить не разрешалось. Многие падали духом, скулили, а сержант Пеконкин ворчал:
– Что ноете, сосунки? Титьки мамкиной не хватает?! И то в соображение брать нужно, что всё здесь не взаправду, а по учебе, стало быть. А ну как «там» такая-то жара, да с этакой-то ношей бросок километров эдак на полета, под бомбежкой, да под обстрелом, да без жратвы и воды.
– Пить-то почему нельзя? – волнуются курсанты.
– А потому нельзя, – деловито рассуждает Пеконкин, – что от питья потом из человека силы исходят, водянка случается, сердце слабеет – вот похода человек и не выдерживает.
Я старался вникать в слова нашего сержанта и писал домой: «Самое главное – это держать себя в руках, не раскисать. Только тогда и можно чувствовать себя хорошо». И я тогда искренне верил в то, что умею «держать себя в руках».
Губы трескаются от жары, в горле пересохло, даже слюна глотается с трудом. Солнце в зените. Его лучи, достигая дна окопа, раскаляли глинистые бока его, словно печку. И нигде ни лоскутка тени. Сегодня я в должности подносчика мин и, бегая за снарядами, хлебнул украдкой воды из колодца. Спрятавшись в жидкой тени веток, которыми был замаскирован наш «склад боеприпасов», стал наблюдать за малорослым Николаем Морозовым, который, изнывая под тяжестью опорной плиты, весящей 21 килограмм, бегал по полю, исполняя маневр «смены огневых позиций».
Опорная плита миномета – самая тяжелая и неудобная часть. Мы таскаем ее по очереди и на спине, там, где ложатся лямки и вьючная подушка, гимнастерка становится задубелой от выступавшей на ней соли. Провинившиеся курсанты носят плиту вне очереди, и оттого она сразу же получила кличку «медаль за пререкание».
Из своего укрытия я вижу, как номерные занимают места на новых позициях, собирают минометы, а командиры орудий подают знаки подносчикам. Пришла очередь и мне бежать с коробом снарядов за спиной. Мины, на мое счастье, были в нем не настоящие, металлические, а учебные, деревянные.
2 июля. «Сегодня, в час дня, – записал я в своем дневнике, – в тот самый момент, как мы строем входили в ворота казармы, из репродуктора на плацу долетел до меня голос сестры моей Тани – передавали дуэт Розины и Фигаро из второго акта „Севильского цирюльника“».
На душе стало отрадно и весело. Товарищи поздравляли и расспрашивали меня, а я рассказывал им о том, как моя кузина Таня и ее отец, дядя Сережа, перед войной разучивали этот дуэт в лесу, на открытом воздухе под аккомпанемент мандолины – настоящей итальянской мандолины мастера Амати. А зимой сорок первого, несмотря на тяжелое положение Москвы, спектакли в театрах не прекращались, и в газете была даже напечатана фотография: «Т.С. Юдина в костюме Розины с санитарной сумкой через плечо на дежурстве во время тревоги».
– Что и говорить, – восторженно выкрикивает Костя Бочаров, – голос у твоей кузины просто замечательный, вот!
5 июля. Утром на плацу мы принимаем присягу. Перед строем дивизиона комиссар Матевосян читает текст с листа. Затем каждый из нас с оружием в руках подходит к столу и ставит свою подпись под текстом присяги. Процедура длится до полудня. Сегодня воскресенье, и мы надеемся к вечеру заняться каждый своим делом, а может быть, если удастся, то и сходить в кино или в городской парк.
Но послеобеденный сон прерван сигналом «тревога» и криком старшины:
– Общее построение, без оружия!
Батальонной колонной, не объявляя куда и для чего, вели нас за город. Сами мы, естественно, ничего не знали и догадаться ни о чем не могли. На большой, открытой поляне, в значительном удалении от деревень, дивизион построили поротно квадратом. В середине каре – командир дивизиона капитан Краснобаев, комиссар Матевосян, комиссар Пулкас, командиры всех четырех рот.
– Смирно, товарищи курсанты! – раздается команда капитана Краснобаева. – Слушать приказ народного комиссара обороны за номером 227 от 28 июня 1942 года.
Надрывно, хрипловатым и гортанным голосом читает комиссар Матевосян текст приказа, в такт чтению рассекая воздух кулаком:
– «Враг захватывает всё новые и новые районы. Насилует, грабит, убивает! У нас стало намного меньше территории, людей, металла, заводов. Мы потеряли более семидесяти миллионов населения. У нас нет преобладания ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше – значит загубить себя, загубить Родину».
Ужас стучит в висках, холодеет сердце, дрожью наполняются коленные суставы, ноги отказываются стоять, тело будто рассыпается и требует опоры. Уши заложило, словно пробками, и долетают до меня лишь какие-то отдельные фразы – раскаленными гвоздями вбивает их в мой мозг старый комиссар:
– «Советский народ проклинает Красную армию». «Красная армия не оправдывает надежд своего народа… Предатели, трусы и паникеры разлагают армию изнутри».
Я вижу его сгорбленную фигуру несколько сбоку, вижу его орлиный нос и жилистый кулак, которым он резко, чеканно жестикулирует в такт чтению. И мне кажется, что каждое слово приказа все более и более гнет к земле его старческую, но все еще сильную фигуру.
– «Каждый клочок оставленной нами земли, – читает комиссар, – будет всемерно ослаблять нашу оборону. Если не прекратим отступать, останемся без хлеба. Пора кончать отступление – ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв. Мы должны разгромить врага, чего бы это нам ни стоило. Немцы не так страшны, как это кажется трусам и паникерам. Чего же нам не хватает? Не хватает нам порядка и дисциплины. В этом наш главный недостаток. Мы должны установить в армии нашей железную дисциплину, если мы хотим спасти положение и отстоять нашу
Родину. Паникеры и трусы должны истребляться на месте. Отныне железным законом дисциплины для каждого командира, красноармейца, политработника должно являться требование: ни шагу назад без приказа вышестоящего командования!»
Далее комиссар сообщил нам о том, что за измену Родине,
