Варфоломей сознавал, что воздерживать себя во всём есть лучшее средство сдерживать страсти, а незатемнённый страстями дух и неомрачённая ими мысль всегда бывают свободнее к восприятию благодати Божией и достижению цели своей жизни.
В один из тёплых солнечных дней Варфоломей возвращался от реки с коромыслом на плечах, на котором висели большие деревянные наполненные до краёв вёдра. Они мерно раскачивались в такт его шагов, вода в них так же ритмично колыхалась, иногда выплескиваясь на яркую зелень травы. Войдя во двор, Варфоломей опустил ношу у дверей Стефана. В этот момент дверь отворилась. Щурясь от яркого солнца, на порог выскочили две молодые работницы с вёдрами и тряпками. Их мокрые руки были открыты до плеч, подолы длинных юбок, заткнутые за пояс, обнажали чуть выше колен стройные крепкие ноги. Весёлые лица покрывал румянец, видимо, работа им была не в тягость и доставляла удовольствие. Увидев Варфоломея, они засмеялись, и одна из них игриво обратилась к нему:
— Быстро ты ходишь, Варфоломей, уж третий раз за водой сбегал. Мы не успеваем за тобой.
Варфоломей ничего не ответил и стоял неподвижно, опустив взгляд.
Молодушки легкой походкой, почти бегом зашли за сарай, выплеснули из вёдер грязную воду и вернулись к порогу.
— Отдохни немного, дай и нам отдохнуть, — улыбаясь, добавила самая бойкая.
Варфоломей молча, не глядя на девушек, вылил воду из одного ведра в освободившиеся вёдра. Продолжая весело смеяться, работницы подхватили их и ушли домывать полы.
Варфоломей перекрестился и, оставив второе полное ведро на пороге, тихой ровной походкой, не поднимая головы, не отрывая взгляда от настила и шепча молитву, пошёл в ту часть дома, где жили родители.
В горницу Варфоломей вошёл тихо и бесшумно, как это делал только он. За большим массивным столом, ещё заставленным посудой после утренней трапезы, на такой же массивной скамейке сидел отец. Мария убирала со стола, временами вздыхая и держась за поясницу. Подойдя к матери, Варфоломей слегка дотронулся до её плеча и тихо сказал:
— Отдохни, матушка, я сам всё уберу.
Мария улыбнулась в ответ, её радовала ненавязчивая забота сына. Спокойно и незаметно он успевал делать всё, что могло хотя бы немного облегчить жизнь не по годам состарившихся родителей.
Варфоломей неспешно, но споро собрал со стола посуду и понёс на кухню. Мария вытерла стол и тоже вышла из горницы.
Кирилл тяжело поднялся, взял с полки книгу и устроился на лавке, углубившись в чтение.
Вернувшись в горницу, Варфоломей подошёл к окну, остановился, задумчиво глядя на церковь, залитую солнечным светом, на лик Христа над входом.
Вошла Мария, села рядом с мужем, с нежностью посмотрела на Варфоломея, застывшего у окна, спросила:
— О чем задумался, сынок? Опять о сути всего земного?
— Да, матушка, мысли разные терзают меня, — немного повернувшись в сторону родителей и не отрывая взгляда от окна, тихо ответил Варфоломей. — Вот мир и всё, что в нём, создано Богом для блага людей; но всё это человеческими страстями, насилиями, неправдами до того извращено, что жизнь человеческая не представляет ничего, кроме труда и болезней. И желающему в кротости духа устроить своё спасение со всех сторон встречаются препятствия и соблазны.
— Что поделаешь, сын мой, жизнь так устроена, — оторвав взгляд от книги, произнёс Кирилл.
— Но всё это тяжко мне, — грустно продолжил Варфоломей.
— Сходи, сынок, в церковь, помолись, полегче будет, — предложила Мария.
— Ты права, матушка, спасибо тебе, — тихо ответил Варфоломей и вышел из горницы.
Во дворе Стефан и Пётр поправляли ворота. Семилетний сын Стефана Климент суетился подле них, пытаясь помогать. Возле дома Стефана на скамейке, прислонившись спиной к стене, сидела Анна. Ей исполнилось всего двадцать три года, но на бледном лице не осталось прежней радости и румянца, в глазах поселились боль и усталость. Она медленно качала новорождённого сына Иоанна. Рядом сидела жена Петра, Екатерина, семнадцатилетняя красавица, полноватая, с длинной косой, спускающейся на грудь. На руках она держала годовалую дочку Марию и пыталась с ней говорить. Девочка в ответ только улыбалась и что-то лепетала по-своему.
— Давайте пособлю, — предложил Варфоломей, подходя к братьям.
— Спасибо, братец, сами сладим, — ответил Стефан. — Лучше отдохни, выглядишь неважно. Много ты взвалил на себя, взяв весь уход за родителями и хозяйством.
— Варфоломей, может, прийти помочь чем? — участливо спросила Екатерина.
— Благодарствую, не надо, я справляюсь.
— Напрасно ты отказываешься от помощи, — заметил Пётр.
— Труд сей мне в радость, — ответил Варфоломей, — желания и нужды родителей для меня святы. А ежели нужда какая будет или сил моих не хватит, я призову вас. Выполняйте исправно долг свой перед князем и семьями своими, а о родителях не беспокойтесь. Я свой долг выполню.
Варфоломей слегка кивнул братьям и вышел за ворота.
Войдя в церковь, Варфоломей как всегда хотел встать в сторонке и совершить тихую молитву. В церкви прихожан в это время не было, у входа священник беседовал с каким-то почтенным старцем. Увидев Варфоломея, он жестом подозвал его и представил собеседнику:
— Сын это почтенного боярина Кирилла, удивительный юноша, полюбил Господа с детства раннего. Весьма старателен, свободное от трудов время проводит в молитвах, желает избрать путь жизни иноческой, — затем, обращаясь к Варфоломею, добавил: — Вот отец Митрофан, игумен монастыря в Хотькове, это ближайшая обитель от Радонежа, может Господь приведёт и тебя в ней бывать.
— Благодарствую, отче, за слова добрые, — ответил Варфоломей с поклоном. — Не вижу я для себя другой жизни кроме иноческой, готов хоть сей час просить игумена принять меня в обитель.
— На то, сын мой, — ответил игумен Митрофан, — надобно тебе благословение родителей твоих.
— О том я буду просить их.
— Но смогут ли они теперь благословить тебя? Родители твои преклонного возраста, помощь им требуется, не огорчишь ли ты их своей просьбой? В Евангелии от Матфея сказано «почитай отца и мать; и люби ближнего твоего, как самого себя». Что это значит? При соблюдении как других заповедей, так и этой, много разного. Можно любить ближнего, как самого себя, и ограничиваться только бесполезною для него и недеятельною любовью. Можно любить делом, но не словом. Можно, наконец, любить ближних так, чтобы положить за них жизнь свою. Решай сам, сын мой. Да хранит тебя Господь.
Игумен Митрофан осенил крестным знамением склонённую голову отрока. Перекрестившись, Варфоломей поцеловал руку игумена, отошёл в сторону и долго молился перед иконой Христа.
