Немцы перешли в наступление 9 июля, нанося главный удар в направлении Миллерово. Только тот, кто летом сорок второго года сам был на Южном фронте, может представить себе, чего стоило командованию воздушной армии организовать боевые действия, обеспечить планомерный отход частей, эвакуировать склады боеприпасов, снаряжения и продовольствия…
Штаб 4-й воздушной армии переехал из Лисичанска в Шахты 8 июля. В течение двух суток, предшествующих перебазированию, мы с Павлом Константиновичем Быковым буквально разрывались между армейским телефонным узлом связи и складами. Надо было перевезти на новое место все медицинское имущество, вплоть до последнего пакета перевязочных средств.
Нас ни на минуту не покидала тревога и за лазареты передовых БАО. По поступавшим сведениям, там резко увеличилось количество раненых. Между тем полевые подвижные госпитали (ППГ) и эвакогоспитали меняли свое расположение.
Под вечер Быкова и меня вызвал к себе Алексеев. Дивизионный комиссар выглядел очень усталым, но оставался спокойным и собранным. Со свойственной ему неторопливостью задал несколько вопросов. На главный вопрос — ясна ли основная задача санслужбы на ближайший период — тут же ответил сам:
— Раненых летчиков надо во что бы то ни стало сохранить в пределах лечебных учреждений фронта и тем самым обеспечить их быстрое возвращение в строй. — Немного помолчал и, легонько постукивая ладонью по столу, задумчиво добавил: — Знаю, что авиаотделения в ворошиловградском и ростовском эвакогоспиталях по независящим от вас обстоятельствам прекратили свое существование. Ищите иные пути и способы решения этой задачи.
Приехав в Шахты, узнали, что в Лисичанск ворвались немцы. Сердце заныло, когда я представил себе, как рушатся знакомые дома в этом городе, как горят окрестные населенные пункты…
10, 11 и 12 июля мы, пользуясь армейскими средствами связи, внимательно следили за перемещением наших частей, узнавали о героических делах наших воинов.
471 БАО обеспечивал боевые действия авиаполка в Близнецах. Последние самолеты улетели оттуда уже в критический момент, когда взлетно-посадочную полосу начала обстреливать не только артиллерия противника, по и его минометы. Батальону пришлось с боем оставлять аэродром. Лазарет вывез всех своих раненых — восемь человек.
Старшим врачом в этом БАО был военврач 3 ранга Ястребов. Хорошо помню и его командира — майора Жернового. Кстати, они крепко дружили между собой, были, кажется, земляками.
Так же, с боем, совершили отход 464-й и 348-й батальоны аэродромного обслуживания. «Милые мои, — думал я, вспоминая молодых женщин, с которыми познакомился в Красной Поляне. — Как же, должно быть, вам трудно пришлось!» В то же время радовался: среди них есть хирург.
13 июля отправился в Каменск, где базировались наши авиационные части. От Шахт это 70–75 километров. Прилетел туда в полдень. В это время многие летчики и техники находились в столовой, остальные дежурили возле самолетов.
Лазарет БАО располагался неподалеку от аэродрома, в нижнем этаже кирпичного здания. Только я добрался до него, как завыла сирена, извещая о воздушном налете.
А вскоре послышались гул «юнкерсов», визг и взрывы бомб. Врачи и сестры кинулись на аэродром.
Санитары начали выносить раненых. Их был не один десяток, многие в тяжелом состоянии. Легко раненные шли сами. Одна бомба угодила прямо в столовую, несколько разорвалось на взлетно-посадочной полосе.
Силы и средства медслужбы БАО были слишком незначительны, чтобы стольким раненым оказать помощь. Возникла растерянность. Некоторые врачи и медсестры бестолково суетились. А над аэродромом продолжали кружить «юнкерсы», делая все новые заходы. Воздух стал кислым от запаха тротила.
Я призвал медперсонал к спокойствию. Начальнику лазарета, имевшему некоторую хирургическую подготовку, посоветовал в первую очередь произвести сортировку раненых. Старшему врачу приказал послать несколько санитаров на поиски автомашин.
Не будучи хирургом, я изучал и хорошо помнил «Указания по военно-полевой хирургии». Не навязывая своего мнения, осторожно подсказал начальнику лазарета организовать первую врачебную помощь и подготовить раненых к эвакуации в госпиталь.
Возвратившиеся санитары доложили, что достать транспорт невозможно. Старший врач тем временем выяснил, что общевойсковой госпиталь перегружен и наших раненых принять не может. Сообщил также, что У-2, на котором я прилетел, цел и летчик ждет меня, Я решил немедленно вернуться в Шахты, взять там какие-нибудь машины и приехать за ранеными. Сказал, что вернусь не позднее чем через четыре часа.
С изрытого бомбами аэродрома У-2 взлетел благополучно, и вскоре мы приземлились на шахтинском аэродроме. От дежурного позвонил Быкову. Минут через двадцать подъехали две полуторки с военфельдшером. Не теряя времени, мы тронулись в путь.
При выезде из города увидели, что на шоссе творится что-то невероятное. Навстречу нам сплошным потоком двигались автомобили и повозки, шли беженцы. По обочинам гнали стада овец и коров. Вместе с уходящим населением отступали и войска. Поток то и дело закручивался наподобие водоворота, выплескивался через колеи, наезженные по грунту, ломал придорожные изгороди и сады.
Треск моторов, скрип колес и многоголосый говор оглушали. В белесом небе через короткие промежутки времени появлялись черные силуэты «юнкерсов» и «мессеров», а на земле вставали столбы огня и дыма. От этой картины сердце рвалось на части.
Нечего было думать о том, чтобы проложить себе путь напрямую. Мы свернули на проселочную дорогу и кое-как добрались до Каменска.
За время моего отсутствия БАО уже уехал и аэродром опустел. Нам сказали, что раненых отнесли на вокзал. Мы поехали туда, но среди множества перебинтованных людей своих не нашли. Объехали те немногие лечебные учреждения, которые еще оставались в опустевшем городе, — летчиков не обнаружили. За городом отчетливо слышался грохот артиллерийских орудий. Надо было уезжать. Подъехав к одному из домов, в подвале которого скопилось немало раненых воинов других родов войск, согласились взять их. Находившийся при них врач очень обрадовался. Тяжелых мы положили в кузов на подстилку из сена. Между ними посадили остальных.
Обратный путь был долог и труден. Ни один из госпиталей, встречавшихся в пути, раненых не принял. Двое в дороге умерло. Наконец какой-то госпиталь взял наших тяжелых, но с условием, что столько же их раненых мы эвакуируем в Шахты. Разумеется, мы это сделали.
Сдав раненых в шахтинский госпиталь, я отпустил военфельдшера с его полуторками: он был из авиадивизии. Сам же добрался до штаба и рассказал Быкову о своих мытарствах. А предстояла более неприятная миссия: доложить вышестоящему начальству о потере следов раненых летчиков.
