Ночная беседа и мечты
Тоскою в полночь пробужденный,
С моим я сердцем говорил
О древнем здании вселенной,
О дивных таинствах светил.
Оно повсюду находило
И вес, и меру, и число,
И было ясно и тепло,
Как под златым огнём кадило,
Струящее душистый дым,
Оно молением святым,
Как новой жизнью, наполнялось.
Но, пленник дум и суеты,
Вдавался скоро я в мечты,
И чувство счастья изменялось.
С толпой нестройных, диких грёз
Ко мне волненье набегало,
И, с утром, часто градом слёз
Моё возглавие блистало…
Густая рожь стоит стеной!
Леса вкруг нивы как карнизы,
И всё окинул вечер сизый
Полупрозрачной пеленой…
Порою слышны отголосья
Младых косцов и сельских жниц;
Волнами зыблются колосья
Под пылкой ясностью зарниц;
И жатва, дочь златого лета,
Небесным кормится огнём
И жадно пьёт разливы света
И зреет, утопая в нём…
Как горний пламень вдохновенья
Горит над нивою души,
И спеет жатва дум в тиши,
И созревают песнопенья…
Друзья! я вёсла опустил,
Плыву по скату синей влаги:
К борьбе нет больше прежних сил,
И прежней нет уже отваги!
«Куда? Зачем плывёшь, пловец?
Плывёшь в который угол света?
Где цель и где пути конец?»
«Не знаю!» – вместо вам ответа.
Вдали темно, я одинок,
Но я, доверьем сладким полный,
Плыву – и слышу: мой челнок
Куда-то мчат, играя, волны.
Каким-то чувством обновилась
Моя тоскующая грудь,
Душа о чём-то взвеселилась
И говорила мне: «Забудь,
Забудь печальное былое!»
И я, послушный, всё забыл,
И мнилось мне, что дым алое
Вился из золотых кадил.
Душа какой-то негой млела;
Понятней говор был ручья;
И звёзд великая семья
На высях радостно светлела!
И, полный кроткой тишины,
Природой насыщая очи,
Я мнил, что золото луны
Мешалось с тишиною ночи!
Благодарю его, кто дал
Мне хоть на миг покой сей чистый:
С ним светел стал я, как кристалл,
Одетый гранию лучистой!
Уж солнце клубом закатилось
За корбы северных елей,
И что-то белое дымилось
На тусклом помосте полей.
С утёсов шаткою стеною,
Леса над озером висят
И, серебримые луною,
Верхи иглистые торчат
Гряды печальной бурелома:
Сюда от беломорских стран
Ворвался наглый ураган –
И бор изломан, как солома…
Окрестность дикую пестря,
Вдали, как пятна, нивы с хлебом,
И на томпаковое небо
Взошла кровавая заря.
Питомец ласкового юга
Без чувств, без мыслей вдаль глядит
И, полный грусти, как недуга,
О ней ни с кем не говорит.
Как светел там янтарь луны,
Весь воздух палевым окрашен!
И нижутся кругом стены
Зубцы и ряд старинных башен.
Как там и вечером тепло!
Как в тех долинах ароматно!
Легко там жить, дышать приятно,
В душе, как на небе, светло;
Всё говор, отзывы и пенье.
Вот вечер, сладостный, весенний,
Страны, где жил я, как дитя,
Среди семейной, кроткой ласки,
Где так меня пленяли сказки…
Но буря жизни, ухватя
Мой челн в безбрежное умчала;
Я слышал, подо мной урчала
И в клуб свивалася волна;
И ветры парус мой трепали…
Ах, часто чувства замирали
И стыла кровь. Скучна страна,
Куда меня замчали бури:
Увы, тут небо без лазури!
Сии бесцветные луга
Вовек не слышат пчёл жужжаний,
Ни соловьиных воздыханий;
И тут, чрез мшистые брега,
Как горлик, ястребом гонимый,
Летит весна, как будто мимо,
Без ясных, тёплых вечеров…
Ничто здесь чувства не лелеет,
Ничто души не отогреет,
Тут нет волшебных жизни снов;
Тут юность без живых волнений,
Без песен молодость летит;
И, как надгробие, стоит,
Прижав крыла́, безмолвный гений.
О Ты, создавший дни и веки,
Чьи персты солнца свет зажгли!
Твои лазоревые реки
Бегут, как пояса земли!
И, под густым покровом ночи,
На лов выходит дикий зверь,
Доколь заря, отверзши дверь,
Осветит человеков очи.
И утра в ранние часы
Всё дышит радостью святою:
И кедр, одетый лепотою,
И капля светлая росы.
Кого пред утренней зарёю
Ищу, как жаждущий воды?
Кому полночною порою
Перескажу мои беды?
По ком душа в тоске? И тело
О ком и сохнет и болит?
В чей горний дом в порыве смелом
Мой дух с молитвою летит?
Тебя, мой Царь, над высотами
Моей судьбы держащий нить,
Так сладко мне хвалить устами,
Так сладко всей душой любить!..
Как гость роскошною трапезы,
Я веселюсь в Твоей любви:
Пою и лью в блаженстве слёзы,
И жизнь кипит в моей крови!..
Когда злодей в меня стрелами,
И пращем, и копьём метал,
Ты Сам защитными крылами
Меня средь сечи одевал!
Моя душа к Тебе прильнула
И под святой Твоей рукой
От дольней жизни отдохнула
И горний сведала покой.
Пускай искать злодеи рвутся
Меня с огнём во тьме ночей –
Запнутся сами… и пробьются
На острие своих мечей!..
А царь, ходя в защитном Боге,
Пойдёт с высот на высоты,
Растопчет гада на пороге
И злоязычной клеветы
Запрёт уста златым терпеньем;
Он возгласит о Боге пеньем,
Ударив радостью в тимпан;
И, как жених, возвеселится;
И звонкий глас его промчится
До поздних лет, до дальних стран…
Когда кипят морей раскаты,
И под грозой сгорают небеса,
И вихри с кораблей сдирают паруса,
И треснули могучие канаты,
Ты в челноке будь Верой твёрд!
И Бог, увидя, без сомненья,
Тебя чрез грозное волненье
На тонкой нитке проведёт…
Подобный жребий для поэта
И для красавицы готов:
Стихи отводят от портрета,
Портрет отводит от стихов.
Граф Хвостов издал свой перевод «Андромахи» Расина с великолепной литографией Поля-Петри, на которой была изображена актриса Александра Колосова в роли Гермионы. Хвостов, конечно, думал облагородить портретом красавицы своё переложение, но Пушкин хитрый ход графа не оценил и ответил ему остроумной эпиграммой.
Многие эпиграммы на Хвостова приписывались Пушкину, особенно злые и бестактные, которых немало ходило по Петербургу.
Граф Д. И. Хвостов. Гравюра на меди А. Г. Ухтомского
Хоть участье не поможет,
А все жаль, что граф Хвостов
Удержать в себе не может
Ни урины, ни стихов.
Но то, что настоящих пушкинских эпиграмм было немало – это правда, и был Хвостов в них то Хлыстов, то Графов, то Свистов…
