Рэнди Джексон в мае 1989 г. женился на Элизе Шаффе. Это печальная история. Для 27-летнего Рэнди, младшего сына в семье, не прошли бесследно примеры старших братьев и родителей. По рассказам его жены, которая в ноябре 1990 г. подала на развод и предъявила мужу уголовные обвинения, он избивал ее на протяжении всей ее беременности. «Это просто зверство, — говорила Элиза Джексон, — бить беременную жену. — Ни одна женщина не должна смиряться с этим, независимо от того, какое положение занимает ее муж».
Элиза вспоминает, как одна из любовниц Рэнди позвонила ей и сообщила, что беременна. Это было, когда и Элиза носила его ребенка. «У всех братьев Джексонов, кроме Майкла, проблема с моногамией. Просто потому, что они видели жизнь своего отца», — заметила Элиза. Она утверждала, что Рэнди вышвырнул ее и их грудную дочь из квартиры, где они вместе жили, не дав даже взять им личные вещи. Адвокат Рэнди отрицает все эти обвинения.
Давний друг семьи Джойс Маккрей считает, что «у всех детей в течение долгих лет развивались психологические проблемы. Мне жаль всех их. Источник их боли очевиден — это они сами и их родители. Он — в самой семье, в этой очень, очень несчастной семье. Однако несмотря на все, что происходило и происходит в ней, несмотря на все, что они видели, они продолжают благодарить друг друга за то, чем они стали, потому что, по крайней мере, в глазах других людей, в глазах публики производят впечатление дружной и успешной семьи. И это все, что у них есть действительно, потому что у них не осталось никаких ценностей. Не так ли? Если ты знаешь этих детей, если ты видел, как они росли, если они хоть в какой-то степени небезразличны тебе, у тебя начинает першить в горле, когда ты видишь, во что они превратились. «Бедный ребенок», думаю я, когда вижу кого-нибудь из них. «Бедный ты мой, обиженный ребенок».
Но безусловно, никто из семьи не был фигурой столь трагичной и изломанной, как наиболее успешный, знаменитый и блестящий Майкл. Он всего достиг, во всяком случае, так кажется. Но это человек, не имеющий ни друзей, ни семьи. «Я могу пойти к нему и сказать, что у него все-таки есть мы, его семья, — однажды сказал Джозеф. — Я всегда могу пойти и выволочь его оттуда, — добавил он, имея в виду заточение Майкла в Санта-Инес. — Он все равно остается моим сыном, и он это знает. И я всегда могу пойти и приволочь его сюда».
Независимо от места, обстоятельств, времени, отец мальчика всегда будет его отцом. Сейчас Джозеф понимает, что совершал некоторые ошибки, но делал он это во благо, с добрыми намерениями. Однако его сын Майкл Джозеф не желает знать о проблемах отца. У него достаточно своих трудностей.
Самая большая ошибка в восприятии Майкла Джексона — что он отгородил свою жизнь от реального мира, практически ушел из общества. На самом деле, у него было столько экстраординарного опыта, каким вряд ли могут похвастаться люди вдвое старше его. Невероятно одаренный артист, он много раз объездил весь мир, развлекая людей всех цветов кожи, рас и религий. Привык к оглушающим овациям, к тому, что люди встают перед ним, когда он входит в зал. Знает, что такое быть особенным и что такое предъявлять требования, которые точно будут выполнены потому, что они — его. Ему известно, что такое быть невероятно богатым, что значит дать своей матери миллион долларов, чтобы она не должна была работать. Он и шедал чувство удовлетворения от возможности давать, быть милосердным, видеть улыбки на лицах больных детей при его появлении. И если хоть в какой-то степени он прячется от реального мира, то скорее всею потому, что в детстве не был в достаточно]'] степени затишен от темных сторон жизни. К сожалению, он помнит беюбрашые сиены с ганцами голых женщин, что совсем не предназначалась для глаз маленького мальчика. Это вселило в него чувство неуверенности и дискомфорта. Помнит, как наблюдал выступления трансвеститов в то время, когда у него еще не было никакого представления о том, что такое сексуальность. Складывается впечатление, что страх перед человеческими отношениями парализует Майкла Джексона. Он абсолютно не доверяет людям. У него путаные взгляды и представления о любви и интимности. И это неудивительно. Слишком много он видел в собственной семье. Юношей был вынужден беспомощно наблюдать, как его отец наслаждается внебрачными романами, предавая мать, которую Майкл обожал. 'Знает, какую боль приносит рождение внебрачных детей. Годами наблюдал, как его братья обращаются с женщинами, исключительно как с секс-объектами, а сам выражал свой протест тем, что беседовал с проститутками, вместо того чтобы заниматься с ними сексом. И дома неоднократно был свидетелем грубости и насилия.
Когда Майкл говорит таким мягким, тихим голосом, что его едва можно расслышать, когда он практически не осмеливается посмотреть прямо в глаза собеседнику, опустив свои, когда оживает по-настоящему только на сцене, выгоняя из себя многочисленных демонов, — кажется, будто он кричит о помощи. Но вместо того, чтобы выплеснуть все это наружу, он отступает в свой собственный мир детей, животных, мультфильмов и других развлечений в Neverland Valley в Санта-Инес. Только там он чувствует себя в безопасности, только там, вдали от мира, испытывает простые радости. Невинный ребенок, играющий в мире злых взрослых, — вот какое впечатление производил Майкл многие годы. И именно таким он видит себя сам.
Майкл продолжает изменять свое лицо, чтобы стать другим, идеальным человеком. Возможно, ведущим идеальную жизнь. И потом после каждой операции смотрится в зеркало, пытаясь угадать, достиг ли уже той жизни, но не замечает изменений. Все остается прежним. «Этот человек видел много обид и много горя, от которых страдали и которые причиняли те, кого он нежно и глубоко любил, — отмечает Джойс Мак-Крей. — И он, самый популярный шоумен в мире, как же он может быть по-настоящему весел? Его боль слишком велика, она всепоглощающа. Он построил стену вокруг себя, чтобы защититься от еще большей боли».
Все мы строим стены. Сначала они высотой по колено, так, чтобы просто обозначить границы. Но стены такой высоты можно легко перешагнуть, вытоптать наши цветы и нарушить наш утренний воскресный сон.
Тогда мы прибавляем еще несколько кирпичей и, возможно, немного битого стекла, а иногда, как Майкл, выстраиваем такие высокие стены, что никто не может проникнуть внутрь. И порой, как он, сами не можем выбраться наружу.
Мы пугаемся и пытаемся залезть на стену. Мы царапаем ее, наши пальцы скребут камни, издавая звуки, подобные шуршанию сухих листьев вдоль парапета.
Иногда нам везет, кто-то вдруг услышит этот слабый отдаленный звук, узнает в нем плач и говорит: «Я могу пробраться к тебе», — и спасает нас своей любовью.
