— Нет, господин капитан. В отношении личности лейтенанта Шнайдера — нет. Но с 20 июля происходят события, которые раньше невозможно было себе представить. У меня такое впечатление, что прусский офицерский корпус получил тяжелый удар, быть может, смертельный. Будущее это покажет.
— Быть может, вы и правы. Закончим эту тему и будем вести себя так, как будто этого разговора не было.
— А ничего и не было, господин капитан!
Я приступил к своей бумажной работе. Поступили ежедневные донесения от рот. Разговор с командиром батальона настроил меня на размышления. И я не мог освободиться от своих мыслей.
21 декабря
Сегодня перед нашими позициями действовал разведдозор 3-й роты. Удивительно, что в дозор не пришлось назначать в приказном порядке. Все еще есть добровольцы для таких дел. И причина этого совершенно не заключается в том, что весь парашютно-танковый корпус состоит из имперских немцев-добровольцев.
24 декабря
Рождество. С наступлением темноты я пошел на передовую к людям. Над Брюкенталем и Гусаренбергом висят осветительные ракеты. Мягкий свет лежит на покрытой снегом земле. У солдат настроение хорошее. Незадолго до полуночи я снова вернулся на командный пункт.
25 декабря
Старший лейтенант Кальф, командир 3-й роты, пригласил меня на чашку кофе. Откуда ему удалось достать кофе в зернах — неизвестно. Я постеснялся даже об этом спросить.
26 декабря
3.00. Я в окопах 2-й роты. Группа под командованием фельдфебеля приготовилась сделать вылазку, чтобы взорвать дом, стоящий в 200 метрах перед нашими позициями. Каждую ночь его занимают русские. Соседи проинформированы. Сейчас 3.15. Солдаты ударной группы проползают под колючей проволокой. 3.45. Мы вслушиваемся в ночь. Надеюсь, что противника этой ночью в доме нет. Столкновение с русскими повлечет потери.
3.55. Грохот разорвал ночную тишину. С русских позиций запустили осветительные ракеты. Застрочили пулеметы. Через десять минут перед нашими позициями возникло движение. Ударный отряд возвратился. Фельдфебель доложил:
— Дом взорван, один человек ранен.
Ранение, к счастью, оказалось легким.
27 декабря
Сильная метель. Солдаты сидят в окопах, которые снег заносит до самых краев. Я забочусь о том, чтобы ежедневно на передовой был горячий напиток.
29 декабря
Штаб дивизии поддерживает контакт со своим основным батальоном. У нас побывал капитан Трюкенмюллер, очевидно, по заданию начальника оперативного отдела.
30 декабря
Деятельность советских войск перед нашими позициями указывает на подготовку к наступлению. Вопрос заключается в том, будет ли это местное ограниченное наступление или мощное наступление, в результате которого противник попытается прорваться на территорию рейха. Командир дивизии приказал усилить инженерное оборудование позиций. Но мороз не дает вести никакие шанцевые работы. Углублять окопы взрывами нецелесообразно.
31 декабря
00 часов. У капитана Вольфа день рождения. Из глубин своего чемодана он извлек бутылку «Арманьяка». Все присутствовавшие получили по глотку из бутылки. В полумраке я увидел офицера для поручений, связистов, батальонных посыльных и офицера связи.
1945 год
1 января
Около 1.00 закончил доклад о состоянии строительства позиций, который необходимо утром отправить в штаб дивизии. Прежде чем лечь спать, я вышел на воздух. Шел снег. В течение всего дня по позициям батальона велся сильный минометный огонь. Большую активность проявляли снайперы. После наступления темноты русские оставили нас немного в покое.
2 января
Пожар в моем блиндаже. Раскаленная металлическая печка подожгла одеяло. С большим трудом удалось погасить огонь. Начавшаяся во второй половине дня метель усилилась до такой степени, что видимость сократилась до 30 метров.
В 23.10 начался минометный обстрел 2-й роты. Я вышел и всмотрелся в темноту. Снова все стихло.
23.15. Звонок из 2-й роты:
— Отразили нападение разведывательной или ударной группы. Потерь нет.
Эта разведывательная активность русских свидетельствует о предстоящем наступлении. Командование батальона задается вопросом, как молодые солдаты будут держаться при нагрузках крупного сражения. Для многих это будет первый серьезный бой.
3 января
Русская артиллерия обстреливает наши позиции. Очевидно, положение командного пункта батальона раскрыто. Тяжелые снаряды падают поблизости от нашего блиндажа. Сквозь бревна наката сыплется песок.
Командир приказал усилить ночные патрули в траншеях и стал проводить все ночи в проверках. Чтобы избежать неожиданностей, мы выслали разведывательные дозоры перед фронтом. При этом речь шла не о разведке позиций противника, а о контроле собственного предполья.
4 января
4.15. Раздался топот посыльного.
— Донесение из 3-й роты. Русские час назад захватили наш траншейный патруль. Фенрих и ефрейтор, очевидно, попали в плен. Выстрелов не было. Мы заметили их пропажу, только когда их должен был сменить другой патруль.
— Что было предпринято?
— Командир роты с группой вышел на нейтральную полосу. Были видны следы. Обоих тащили по снегу. На краю окопа были видны также капли крови. В 50 метрах от наших позиций лежал автомат фенриха.
Я пошел к командиру, который только что прилег. Мне пришлось его разбудить:
— Господин капитан, «Иваны» побывали в окопах 3-й роты и захватили траншейный патруль.
Капитан Вольф схватил свой автомат, взял шапку и, выходя, сказал мне:
— Я хочу все посмотреть сам!
Вместе с посыльным из 3-й роты он исчез в темноте. Около 6.00 он вернулся. Ничего нового обнаружить не удалось.
Вечером доктор Науман пригласил меня на стаканчик вина. Так оно и было, несмотря на нападения «Иванов». Тяготы последних недель меня все же сильно потрепали. От недосыпания я просто валился с ног.
6 января
Сейчас 3.00. Капитан Вольф в окопах на переднем крае. Разведгруппа 2-й роты сегодня ночью должна снять русские посты, охраняющие позиции на выступе. Я сижу на командном пункте поблизости от телефона.
3.50. Мое внутреннее беспокойство гонит меня наружу. Всматриваюсь в темноту. Сейчас ударная группа должна быть как раз у противника. Все спокойно. Слышны лишь отдельные выстрелы. Примечательная тишина. Только бы парни не попали в ловушку!
