15 января
Началось наступление и на нашем участке. Командный пункт батальона находился под сосредоточенным огнем советской артиллерии. С потолка сыпался песок.
На командный пункт пришел посыльный из 3-й роты. За рукав он тащил русского.
В том, что мы услышали, радостного было мало. Русские засели в окопах роты. Старший лейтенант Кальф как раз начал организовывать контратаку. Потери увеличились.
Пленный испуганно осматривался. Я предложил ему сесть на ящик из-под патронов. Он дрожал от страха. Наверное, он боится, что его застрелят, как это делается там у них.
Принесли раненого. У него сильное кровотечение из бедра. Я заметил, как забеспокоился «Иван». Он полез в нагрудный карман, достал потрепанное портмоне, открыл его и показал фотографии. В центре был он с многочисленной семьей. Жестами он показывал, что мы должны сохранить его для его семьи.
Командир сказал ему:
— Парень, ты, видно, до сих пор не понял, что германцы не расстреливают пленных? Лучше подумай о том, чтобы потом не попасться твоему комиссару!
«Иван» ничего не понял, но стал спокойнее. Или все-таки понял? С наступлением темноты его отправили в тыл.
Капитан Вольф сказал мне:
— Поскольку у нас нет резервов, батальону придется завтра утром атаковать с места, чтобы снова занять первую линию обороны. Поддержки тяжелого вооружения у нас нет. Я буду при 2-й роте. Атака начнется в 4.30. Позаботьтесь, чтобы все роты были об этом проинформированы. Если я выйду из строя, командовать батальоном будете вы до тех пор, пока в штабе дивизии не примут другого решения.
Я сел в углу и написал приказ по батальону.
Незадолго до 20.00 посыльные отправились в роты. У них был ясный приказ: по выполнении задания вернуться ко мне. Я должен был убедиться, что командиры рот получили приказ.
Линия фронта была освещена неясным светом. Над полем боя висели осветительные ракеты. В разные стороны летели очереди трассирующих пуль.
16 января
В 2.00 командир отправился в роты. Сплошной линии фронта больше не было.
4.30. Я стоял над блиндажом и смотрел через гребень высоты, прикрывавшей командный пункт. Вдруг в 500 метрах передо мной началась сильная стрельба — батальон пошел в атаку. Теперь я уже слышал взрывы ручных гранат. Значит, начался ближний бой. Еще было темно и не видно, что происходит на позиции впереди. Я спустился в блиндаж и взялся за телефон. Связь с 1-й и 3-й ротами прервана. Мне посчастливилось связаться со 2-й ротой. Доложил ефрейтор. Обстановку он знал плохо. Бой был в разгаре. Выстрелы слышались в телефоне. Я спросил ефрейтора о потерях.
— Здесь вся траншея полна убитых и раненых. Русские ответили атакой на атаку.
В этой обстановке давать каких-либо указаний не приходилось. Санитары работали и без них.
Русские отреагировали. Они поставили заградительный огонь между передним краем и нашим командным пунктом. Грохот боя был адский. Блиндаж качался, пламя свечи передо мной плясало. В 5.20 огонь стал слабее, а потом смолк. Я вышел наружу. Навстречу мне шел капитан Вольф.
— Кноблаух! У нас не получилось! Без тяжелого вооружения с «Иванами» ничего не сделать. В ротах большие потери, и они с большим трудом удерживают рубежи, на которые отошли. Отправьте немедленно посыльного в 4-ю роту в Гирнен с новой обстановкой, пусть они огнем 81-мм минометов сдержат атаки русских! Штагун должен сам принять решение, когда ему открывать огонь. Телефонная связь перебита!
Артиллерийский огонь заставил нас укрыться в блиндаже. С 4-м полком слева от нас связи больше не было. Последний разведывательный дозор вернулся ни с чем.
8.10. На лестнице в блиндаж стоит ефрейтор: на левом фланге прорвались танки!
Капитан Вольф и я выскочили наружу. Действительно, в 500 метрах слева от нас стояли три «Т-34». Стволы их орудий были направлены в сторону Гусаренберга (высота 121,8). Предпринять мы ничего не могли. Мы даже были не в состоянии проинформировать соседей, так как не знали, где они сейчас находятся. У меня сложилось впечатление, что наш левый фланг открыт. Если русские повернут на нас, то мы окажемся в «мешке». Но они не повернули.
Пауза дала нам возможность вынести раненых. Вся рота снабжения была задействована, чтобы отвезти их на перевязочный пункт за Гирнен. У доктора Наумана и его санитаров работы было по горло.
В середине дня поступили донесения из рот. Численность пугающе упала. Потери составили более 50 процентов.
Снова стемнело. Шум боя стих. Русские не атаковали. Их потери тоже велики. На правом фланге батальона стало заметно тише. Меня вызвал командир:
— Кноблаух, установите, где находится правофланговая рота. Вот уже час, как оттуда не слышно ни выстрела!
Я вышел с тремя посыльными и двумя связистами. Под прикрытием складки местности, прикрывавшей командный пункт, в колонну по одному мы отправились на юг. Шел снег. Видимость не превышала 20 метров. Я хорошо запомнил карту, поскольку рассматривать ее в такую метель было бессмысленно.
Пройдя 250 метров, мы наткнулись на амбар. Мы медленно приблизились и прислушались. Снег глушил все звуки. Вокруг нас стояла тревожная тишина. Я осторожно заглянул за южный угол амбара. Вдруг мы услышали обрывки речи. Вдали были видны контуры людей. Снегопад был такой густой, что нельзя было понять, русские это или немцы.
В 20 метрах от нас кто-то шел по полевой дороге на север. Я держал палец на спусковом крючке автомата. Один из моих сопровождающих подошел ко мне:
— Открыть огонь?
Я отрицательно покачал головой. Мысль о том, что можно попасть по своим, была для меня невыносимой.
Тени растворились в снегу. Я не принял никакого решения и был собой недоволен!
Осторожно мы продолжили пробираться дальше сквозь метель, пересекли полевую дорогу и через пару сотен метров подошли к двору, располагавшемуся между Гирненом и Брюкенталем.
Нам повезло, и мы встретились с остатками фланговой роты. Командир роты мне доложил:
— Русские в 150 метрах от нас в овраге. Ночью они два раза пытались нас захватить. Но пока у нас есть боеприпасы, мы можем обороняться. Численность роты составляет 49 человек!
Четыре дня назад она насчитывала 120 солдат. Я попрощался с ним, пообещав позаботиться о боеприпасах и продовольствии, насколько это будет в моей власти.
От попытки установить связь с правым соседом я отказался на дороге Гирнен — Брюкенталь.
18 января
6.15. Внезапно начавшийся артиллерийский огонь поставил нас на ноги. Используя огромное количество боеприпасов, русские пытаются разрушить наши позиции. Участок местности между ротами и командным пунктом шириной всего 200 метров находится под непрерывным огнем тяжелой артиллерии.
