В доме Корнилова Е. С. Боткин занимал две комнаты, где он в соответствии с полученным разрешением мог принимать солдат Сводного Гвардейского Отряда по охране бывшего царя и местное население. И куда 14 сентября 1917 года прибыла его дочь Татьяна, а ещё через несколько дней – и сын Глеб.
Об этих последних в своей жизни днях врачебной практики, об отношении солдат, тобольчан и просто приезжавшего к нему издалека местного населения, Е. С. Боткин написал в последнем письме, адресованному «другу Саше»:
«Их доверие меня особенно трогало, и меня радовала их уверенность, которая их никогда не обманывала, что я приму их с тем же вниманием и лаской, как всякого другого больного и не только как равного себе, но и в качестве больного, имеющего все права на все мои заботы и услуги». [118]
Жизнь семьи доктора Е. С. Боткина в Тобольске подробно описана в книге воспоминаний его дочери Татьяны «Воспоминания о Царской Семье и Её жизни до и после революции». Так, в частности, она упоминает, что её отец, в отличие от других узников, мог свободно передвигаться по городу, квартира его никогда не подвергалась досмотру, а записаться к нему на приём мог любой, кто пожелает. Но при этом его личная переписка подвергалась цензуре…
Относительно безмятежная жизнь в Тобольске закончилась с прибытием 22 (9) апреля 1918 года Чрезвычайного Комиссара ВЦИК В. В. Яковлева вместе с отрядом сопровождавших его красногвардейцев в 35 человек под командой бывшего уфимского боевика П. В. Гузакова.
Встретившись через день с Государем и Государыней, В. В. Яковлев в присутствии Полковника Е. С. Кобылинского довёл до Их сведения, что согласно распоряжению центральной власти на него возложена миссия по вывозу Государя из города в течение ближайших суток. После чего он будет должен доставить Его в конечный пункт назначения, известный только лишь ему одному.
А вот о том, что происходило накануне этих событий и какой именно разговор об отъезде Августейшей Четы происходил в действительности, до нас донесли воспоминания дочери Е. С. Боткина Татьяны:
«Однажды, числа 10 апреля прибыл в корниловский дом новый комиссар, назначения которого никто не знал; недоумевали, отчего он приехал, на место ли комиссара Дуцмана [119]или будет теперь два комиссара. Приехавшего звали Яковлев, говорили что он матрос. Он ходил в матросской блузе, тулупе и папахе. Лицо у него было интеллигентное и скорее симпатичное. На второй день его пребывания мой отец сообщил нам важную новость: Яковлев приехал сюда, чтобы повезти по приказанию Ленина Их Величества на суд в Москву, и вопрос в том, отпустят ли их отряд беспрепятственно. Несмотря на страшное слово “суд”, все приняли это известие скорее с радостью, так как были убеждены, что это вовсе не суд, а просто отъезд за границу. Наверное, сам Яковлев говорил об этом, так как Кобылинский ходил бодрый и весёлый и сам сказал мне, уже после их отъезда:
– Какой там суд, никакого суда не будет, а их прямо из Москвы повезут на Петроград, Финляндию, Швецию и Норвегию.
11 апреля всё утро заседал отрядный комитет в присутствии Яковлева и Кобылинского. Наконец, часов около трёх мой отец пришёл нам сказать, что по распоряжению Яковлева Деревенко также объявляют арестованным вместе с Их Величествами, неизвестно на сколько времени, может быть, только на несколько часов, может быть, дня на два, на три. Взяв только маленький чемоданчик с лекарствами, сменой белья и умывальными принадлежностями, мой отец надел своё чистое дворцовое платье, перекрестил, поцеловал нас, как всегда, и вышел.
Был тёплый весенний день, и я смотрела, как он осторожно на каблуках переходил грязную улицу в своём штатском пальто и фетровой шляпе. Мой отец носил форму: генеральское пальто и погоны с вензелями Государя и в Тобольске всё время, даже с приходом большевиков, когда ходили уже вообще без погон, пока, наконец, отрядный комитет не заявил, что они, собственно говоря, ничего против не имеют, но красногвардейцы несколько раз спрашивали, что тут за генерал ходит, поэтому, во избежание недоразумений, просили моего отца снять погоны. На это он им ответил, что погон не снимет, но если это событие действительно грозит какими-нибудь неприятностями, просто переоденется в штатское.
Мы остались одни, недоумевая, что может обозначать арест. Часов в 7 вечера к нам прибежала Клавдия Михайловна Битнер.
– Я пришла Вам сказать по секрету, что сегодня ночью увозят Николая Александровича и Александру Фёдоровну, и Ваш отец и Долгоруков едут с ними. Так что, если хотите что-либо папе послать, то Евгений Степанович Кобылинский пришлёт солдата из караула.
Мы от души поблагодарили её за сообщение и принялись укладывать вещи, а вскоре получили прощальное письмо от отца. [120]
Отчасти из письма, отчасти из рассказов Кобылинского и бывшей вместе с графиней Гендриковой её воспитательницы [121]узнали подробности этого дня и ночи. После объявленного ареста Яковлев явился к Их Величеству и в очень вежливой форме сообщил, что он должен увезти всю Царскую Семью и сделает это сегодня ночью. На это ему сказали, что Алексея Николаевича нельзя везти, так как он ещё болен. Яковлев объявил, что в таком случае Его Величеству придётся ехать одному.
– Я не отпущу Его Величество одного, – сказала Императрица, и ей Яковлев разрешил тоже ехать, также и одной из дочерей.
Великие Княжны посоветовались между собой и решили, что Ольга Николаевна слаба здоровьем, Татьяна Николаевна должна остаться для ухода за Алексеем Николаевичем и для ведения хозяйства, Анастасия Николаевна ещё мала.
– Тогда я поеду, – сказала Мария Николаевна с улыбкой, но слёзы блестели в её чудных синих глазах.
Зашёл разговор о свите. Яковлев сказал, что с Его Величеством может поехать или Татищев, или Долгоруков и по одному из мужской и женской прислуги. Решено было, что поедет Долгоруков, а Татищеву Её Величество сказала:
– Я Вам поручаю детей.
Из прислуги попали камердинер Его Величества Чемодуров и горничная Демидова. О докторах не было никаких распоряжений, но ещё в самом начале, услыхав, что Их Величества едут, мой отец объявил, что поедет с Ними.
– А как же Ваши дети? – спросила Её Величество, зная наши отношения и те ужасные беспокойства, которые мой отец переживал всегда в разлуке с нами.
На это мой отец ответил, что на первом месте для него всегда стоят интересы Их Величеств. Её Величество до слёз была этим тронута и особенно сердечно благодарила. (…)
В эту ночь я решила не ложиться и часто смотрела на ярко освещённые окна губернаторского дома, в которых, казалось мне, появлялась тень моего отца, но я боялась открывать шторы и очень явно наблюдать за происходящим, чтобы не навлечь неудовлетворение охраны. Часа в два ночи пришли солдаты за последними вещами и чемоданом моего отца. (…)
