и ты – студентка, сидишь на лекции, преподы тебя не трогают, пока не начнутся практические занятия и экзамены. Я села на последнюю скамейку в аудитории с партами амфитеатром. Там же оказались ещё две дамочки. О них позже.
А сейчас о добрых людях – преподавателях, тем более что запомнились немногие.
Георгий Павлович Немец – декан факультета, отец родной для студентов, а особенно для меня. Пользуясь знакомством, могла подойти к нему с любым вопросом, но я не надоедала. Читал он у нас современный русский язык один семестр. Предмет знал досконально, строил лекцию логично. Мы успевали всё записывать, по ним легко было готовиться. Не у всех преподавателей так, Доцента Остроумова, читавшего тот же предмет, но в другом семестре, слушали с восторгом: ценили юмор, примеры, рассказы о жизни, записать было нечего. Любовались человеком, хотя он был невысокого роста, болезнен.
На этом же предмете «кормился» профессор Лыков – жадюга и ловелас, трудно пришлось нашим красивым девушкам. Людка Боярская – красавица, приглашённая профессором сдавать экзамен к нему в гараж, хотела бросить институт, но потом, через два семестра, Г.П.Немец поставил ей «отл.» за знание предмета. А вот Таня Погудина, вытерла помаду рукой и шагнула в гараж со словами: «От меня не убудет, кому ещё комиссарского тела». После свидания рассказала нам: «Ничего страшного. Три минуты, сопя, походил вокруг меня, а потом за перегородкой мылся пятнадцать минут». Вот люди! Чего только о ловеласах не набрешут.
Здесь ещё хотелось бы рассказать об одном профессоре биофака. Там училась моя дочь. Этот светило с пьяных глаз перепутал время экзамена. Обвинил в этом студентов и устроил им Кузькину мать. Ставил в зачётку, невзирая на знания, «удовл.», а зачётку, не ленясь, выбрасывал в окно. Пришлось ставить человека под окно и ловить летящий с третьего этажа документ. Да, это светило ещё и декан этого факультета.
Станислав Николаевич Чумаков – преподаватель античной и зарубежной литературы. Тогда он только закончил аспирантуру, имел академические знания по всей литературе, читал не по бумажке. Как только он мог запомнить столько имен и фамилий: Джульетту и Ромео, Лопе де Вега, Сервантес, всех Дюма, всех античных богов Зевс, Посейдон. А главное, научил нас распознавать героев, да ещё и на всю жизнь. «Зевс» (это его кличка) до сих пор работает, моя внучка Маша у него учится. Я работала на турбазе с его отцом, Николаем Николаевичем Чумаковым, у такого человека не мог быть другим сын.
Преподаёт ещё и сейчас у внучки мой научный руководитель Куценко Флорина Павловна. Как она со мною намучилась, пока я писала дипломную работу. Придумала ей название «К вопросу о пейзаже у М. Ю. Лермонтова» и защитила меня от профессора по русской литературе С., который засомневался в самостоятельности работы.
Пришли за меня болеть на защиту однокурсники из разных групп. Ох, и отметили мы тогда это событие у Шаповаловых. Я, танцуя на столе, вырывала по листу из дипломной работы, подписывала: «От автора», – и щедро раздаривала. Веселились, острили долго, но нам не хватило. Пошли в ресторан. Миша Самарский заплатил за всех при входе и ещё раз заплатил при выходе. Официанты оказались ловкими ребятами.
Миша ухаживал за мной красиво, не жалея средств ни моральных, ни материальных, предлагал замужество. Мне это всё нравилось, но вот каждый суслик агроном. Так и я, честная ё, считала, что если он имеет деньги, то живёт неправильно. Да и ростом он на сантиметр ниже меня, понимаешь ли. Отказала. На что он ответил: «Дура ты, Танька, я же тебе замуж предлагаю не для того, чтобы таскаться по Красной, а чтобы принести тебе кусок мяса». Правильно, Миша, дура!
Шаповалова Людмила – тоже подруга по университету, жили мы недалеко друг от друга – она в одесском дворике на улице Фрунзе. Дворик семей на девять объединяло, как и нас в общежитии, застолье. И это застолье стало проблемой для Людмилы. Она спилась, причём произошло это очень быстро. После университета Люда работала в престижном месте. Мы часто собирались либо у неё в семье, либо у нас в общежитии. А потом произошло какое-то отдаление. Я перестала к ней ходить, так как приставал её отвратительный муж. Через какое-то время позвонила Людмила и пригласила, сказав, что это важно. Удивил её внешний вид: вся в синяках, неопрятный наряд. В средствах они с мужем не нуждались, помогал отец Володи, работающий чиновником в первом эшелоне Волгоградского Обкома КПСС.
Оказывается, Володя ушёл из семьи (у них дочь старше моей Иры на год), нашёл новую жену побогаче. Она директор центрального универмага.
Людмила в тоске усилила приём алкоголя, у неё появилась новая компания, и с ней она хотела меня познакомить, сказав, что это все интеллигенты: певец из Театра оперетты, доцент Института культуры. Боже, что я увидела. Это абсолютно спившиеся люди – алкоголики. На столе большая бутылка спирта «Рояль». А о чём они говорили – нельзя было понять. Когда компания вышла покурить, я, прихватив Людку, сбежала. Людмила возмущалась всю дорогу – почему они мне не понравились.
Я уговорила её лечиться, она согласилась, но не пришла в первый раз. Лечил её бывший мой ученик – целитель Витя Ш. Он предупредил её и меня о последствиях: если она опять будет пить, то её разобьёт паралич. Продержалась Люда полгода, а потом на Пасху разговелась. Обширный несовместимый с жизнью инфаркт. Хоронили её всем двором первого Мая.
Алкоголизм у Людмилы наследственный. Отца – горького пьяницу – раздавила машина. Мать воспитывала её одна. А я виню себя в том, что повела её лечиться, хотя какое бы будущее у неё было. Шутка Людмилы в момент тоста: «Не в угоду пьянству, дабы не отвыкнуть», – вовсе не шутка. А вот правда, когда она на мужа называла «франтик Петушков».
С лекции на первом курсе мы ушли в первый день втроем: Я, Королёва и Клычёва— все из разных групп. Объединило нас нежелание сидеть в душной аудитории, мы пошли на непарадную прокуренную лестницу, (там, видно, воздух посвежее) курили там, а кто тогда не курил, рассказывали истории про себя, нашли пустую аудиторию с пианино, Королёва играла и пела песню «Конфетки—бараночки».
К Ольге мы ходили есть наполеон, она хорошо готовила. У неё тогда был роман с грузином, он сомневался по поводу Ольги: брать эту русскую замуж или нет. Взял и, будучи министром пищевой промышленности в Абхазии, гордился её умениями. А Ольга сообщила нам, что Анзор вздумал поиграть в демократию и на
