2 марта 1903 года Ленин обратился к Плеханову, как неофициальному руководителю «Искры», с предложением включить Троцкого в состав редколлегии в качестве седьмого редактора (в редакцию входили Плеханов, Засулич, Аксельрод, Потресов, Мартов и Ленин). Он писал: «Я предлагаю всем членам редакции кооптировать «Перо» на всех равных правах в члены редакции (думаю, что для кооптации нужно не большинство, а единогласное решение). Нам очень нужен седьмой член и для удобства голосования (6 — четное число), и для пополнения сил. «Перо» пишет уже не один месяц в каждом номере. Вообще работает для «Искры» самым энергичным образом, читает рефераты (пользуясь при этом громадным успехом). По отделу статей и заметок на злобу дня он нам будет не только весьма полезен, но прямо необходим».[107] Этот документ свидетельствует, что рекомендация преследовала цель «протолкнуть» в редакцию «Искры» своего сторонника. Более того, Ленин явно опасался разрыва с Троцким, обиды последнего, его недовольства отношением к нему как к своего рода ученику.
Как оказалось впоследствии, и мы это скоро увидим, Троцкий не обладал теми качествами послушного последователя, которые приписывал ему Ленин, и хвалебные словеса скоро сменились у Ленина злобными инвективами.
Однако тогда к мнению Ленина присоединился Ю. О. Мартов, который написал П. Б. Аксельроду о предложении Ленина включить Троцкого в редколлегию «Искры» «на полных правах». Литературные и ораторские способности «Пера» Мартов оценил еще более высоко, нежели Ленин. В письме Мартова говорилось: «Его литературные работы обнаруживают несомненное дарование, он вполне «свой» по направлению, целиком вошел в интересы «Искры» и пользуется уже здесь (за границей) большим влиянием благодаря недюжинному ораторскому дарованию. Говорит он великолепно — лучше не надо».[108]
Вопрос о включении Троцкого в редколлегию не был решен положительно. Против этого возражал Плеханов.[109] Он считал Троцкого выскочкой, недоучкой, фразером. В этом он был лишь отчасти прав. В основном чувство раздражения было связано с тем, что этот еще молодой человек демонстративно держался с ним на равных. Плеханов нередко буквально саботировал публикацию статей Троцкого, задерживал их у себя долгое время, пока они не устаревали. Потресов писал Мартову 4 апреля 1903 года: «Рукопись «Пера» я давным-давно передал Г[еоргию] В[алентиновичу]. Она у него находится и теперь, но прочел ли он, не знаю».[110] Плеханов как-то заявил Ленину: «Перо вашего «Пера» мне не нравится».
В ходе подготовки ко второму съезду РСДРП, который рассматривался социал-демократами как фактически учредительный съезд, Троцкий совершил новое агитационно-пропагандистское турне, на этот раз выступая в основном в колонии русских эмигрантов в Париже. Это была вторая поездка Троцкого в прекрасную французскую столицу, в которую он стремился теперь не только по соображениям, связанным с политическими поручениями.
Когда Троцкий приехал в Париж осенью 1902 года, его прежде всего надо было устроить на квартиру. Примкнувшая к «Искре» бывшая народница Екатерина Михайловна Александрова поручила это дело юной студентке Наташе Седовой, посещавшей в Сорбонне лекции по истории искусства. Как оказалось, крохотная свободная комната была в доме на улице Лаланд, где жила сама Наталья. В ней и был поселен Лев. На следующий день Александрова поинтересовалась, чем занимается приезжий лектор, готовится ли он к докладу. «Не знаю, верно, готовится, — ответила Наташа, — вчера ночью, поднимаясь по лестнице, я слышала, как он насвистывал в своей комнате». «Скажите ему, чтобы он не свистел, а хорошенько готовился», — строго сказала Екатерина Михайловна, фактически подталкивая Седову к более близкому знакомству с Троцким.[111]
Молодой марксист произвел на Наташу Седову очень сильное впечатление. К этому времени она еще в полной мере не определилась в своих политических позициях и предпочтениях, но настроена была весьма революционно.
Наталья родилась 5 (17) апреля 1882 года в Харькове в семье чиновника среднего достатка Ивана Седова и Ольги Колчевской. Она окончила гимназию в родном городе, в старших классах посещала тайные сходки, на которых распространялись листовки о страданиях простых людей и провозглашалось грядущее торжество свободы. По окончании гимназии Наталья отправилась в Женеву изучать естественные науки в тамошнем университете, но все более вовлекалась в студенческие диспуты. Во время одного из них ее представили Плеханову. Найдя естествознание неинтересным, Седова, тяготевшая к гуманитаристике, переехала в Париж, где установила контакты с социалистическими кругами.
Именно в это время и состоялось знакомство Натальи и Льва, которое почти сразу переросло в пылкую любовь, а вслед за этим, во время второго посещения Троцким Парижа, в фактический брак. Официальный церковный брак они не заключали и не могли его заключить, так как Лев не развелся с Александрой. Формально Троцкий до самого Октябрьского переворота 1917 года, после которого брачное законодательство, как и все остальные сферы жизни, было в корне изменено, оставался мужем А. Л. Соколовской.
Наталья Ивановна вспоминала через много лет: «Ему было двадцать три и он совсем недавно провел три года ссылки в Восточной Сибири. Его острый ум, его жизнестойкость и его способность к серьезному труду отличали его как сильную и зрелую натуру».
Наталья с удивлением отмечала, что Париж не произвел на возлюбленного сильного впечатления. В ответ на ее вопрос Лев отмахнулся, заявив, что Одесса гораздо лучше. Все же он соизволил как-то пойти с Натальей на могилу поэта-символиста Шарля Бодлера на кладбище Монпарнас. О том, что именно произошло после этого, Наталья Ивановна прямо не рассказывает, но это ясно из контекста повествования: «С этого времени наши жизни были неразделимы. Я получала помощь в сумме двадцати рублей в месяц, и Лев Давидович зарабатывал примерно столько же своим писательством. Мы могли лишь сводить концы с концами, но зато у нас был Париж, дружеское отношение беженцев, постоянные мысли о России и великих идеях, которым мы посвятили наши жизни».[112]
Отчасти под влиянием Наташи, отчасти в силу собственной любознательности, в какой-то мере преодолевая впечатление, произведенное Лениным, который в Лондоне, а затем в Париже демонстрировал холодное презрение к «буржуазному искусству», Лев постепенно приобщался к художественным ценностям. Сам Троцкий признает, что дальше дилетантизма он не пошел.[113] Но все же регулярные посещения вместе с Натальей Лувра, других музеев и выставок, знакомство с живописью, скульптурой, архитектурой в какой-то мере обогатили его образование, что позже он будет нарочито демонстрировать, в частности в статьях, направляемых в русскую либеральную прессу после революции 1905–1907 годов.
