«Нащупать фарватер»! Сказано лаконично, но совершенно ясно. Однако чем можно «нащупать» неприятельские мины, если окажется, что бело-английская сволочь успела набросать их во время затопления брандеров, - с военной точки зрения это было бы вполне логично.
Но раз с нами тральщиков нет, то ясно, что тралить придется собственным брюхом.
Как назло, море абсолютно пустынное.
Не могли же убежать, бросив свои дома, все рыбаки, лоцманы, моряки с мелких портовых средств и т.д. Очевидно, притаились от страха перед «зверствами большевиков» и из-за мола и портовых строений тайком наблюдают за нами.
Уменьшаю ход до малого.
По совету Снежинского поднимаем международный сигнал «ожидаю лоцмана».
Опрашиваю всех на мостике: кто здесь бывал и знает хотя бы обычный, мирный фарватер? Оказывается, никто.
- Тогда давайте карту и план Петровск-порта, будем думать хором!
Первое логическое допущение: там, где затоплены корабли, и должен находиться фарватер! Ведь цель затопления заключалась именно в том, чтобы запереть вход!
Второе: так как сыны Альбиона и просто сукины сыны удирали поспешно, то надо все время сверяться с картой и с глубинами (последовала команда: «Лотовые - на лот!») - удирающий всегда волнуется и мог потопить брандер не там, где запланировали операторы из штаба {47}.
В момент, когда Снежинский доложил (взяв предварительно два-три пеленга на маяк и на «огонь» на оконечности северного мола), что первый из затопленных кораблей лежит точно на фарватере, - сигнальный старшина указал на одну, а затем на вторую веху.
Вехи были «штатные», добротные и стояли там, где были показаны на карте. Как «в доброе старое время»!
Вот в чем сказался «дрожемент» прославленных мореплавателей: один брандер затопили точно (потом оказалось, что и два остальных из четырех покойников лежали близко к фарватеру), но, закупоривая вход, забыли срезать штатную обстановку.
Таким образом, к обычным вехам прибавились дополнительные, по которым отчасти можно было контролировать «нащупывание» фарватера.
Не прерывая работу, мы изощрялись в иронии и издевательствах над представителями «владычицы морей» и их коллегами из белогвардейского штаба.
Спустили сиротливый сигнал с просьбой лоцмана и, чувствуя себя более уверенными, подняли довольно нахальный: «Следовать за мной!»
Пикантность сигнала заключалась не только в том, что сзади шло начальство, а главным образом в том, что с ним вместе оказались у нас на шкентеле флагманский штурман с помощником и еще корабельный, которые, не видя, что делается впереди нас, не рисковали командовать и давать указания.
С двумя лотовыми на банкете носовой пушки, которые были буквально рядом с мостиком, с двумя штурманами и двумя видами обстановки мы без Особого труда двигались ко входу в гавань-малым ходом.
Погода была идеальной. При полной видимости и слабом бризе нельзя опасаться потери места или сноса.
Оставался неясным вопрос о минах.
К сожалению, не очень прозрачная вода {48} и еще низкое солнце не давали возможности просматривать глубину, хотя расчет первой пушки с Гридиным во главе, стоявший здесь по боевому расписанию, пытался решить эту задачу, тем более что пока стрелять было не по кому.
Из общего впечатления об обстановке у меня создалось убеждение, что бывшие хозяева так торопились, что не успели набросать мин. Однако подобное убеждение нельзя считать достаточным в таком ответственном деле.
Зная, как трудно ставить мины вплотную к затонувшему судну (из-за трудности маневрирования), приказал рулевому старшине обходить покойников почти впритирку, лишь бы не побить и без того зазубренные наши винты.
Когда до входа оставалось не больше полкабельтова и последний «крест» (из стеньги и рея затопленного буксира), мимо нас с треском промчался истребитель с главштуром и еще другими командирами на рубке.
Напряженно разглядывая свой путь и проверяя его засечками и пеленгами по карте, мы не заметили, что флагман отстал, подозвал к борту истребитель, который ходил в разведку к острову Чечень (почему мы о нем забыли), и теперь послал его в порт.
Сперва мы по-мальчишески чуть не обиделись, но затем, когда катер, взяв со стенки двух мужчин с чиновничьими фуражками на головах, опять вышел к «Карлу Либкнехту», нас утешило то, что из миноносцев все же мы вошли первыми в Петровск.
Между последним брандером и углом мола оставалась только чистая вода. Я оглянулся на остов миноносца, стоящего на камнях.
- «Москвитянин»! Я его еще со времен Рижского залива знаю.
- Он самый! - отозвался с печальным вздохом старший рулевой. - А я его по прошлому году знаю… по форту Александровскому!… Но, кажется, мы за него расквитались…
- И еще заставим расплатиться с лихвой!
Трескотня от рвущихся патронов и редкие, но сильные взрывы раскаленных снарядов теперь были слышны почти рядом.
Сильный запах гари. Дым относит в сторону; видны догорающие составы вагонов почти у воды, но никто не тушит.
Главная стенка, за молом, абсолютно чиста. Можно подходить свободно.
Народ - за шлагбаумом и путями на мол.
На призыв рукой Гридина выбегают и охотно помогают заводить швартовы. Видно, что рабочие и рыбаки.
Вид смущенный, но радостный.
Итак, лозунг: «Даешь Петровск!» - уже устарел.
* * *
Разве знал кто-нибудь из нас, рядовых командиров миноносцев, что еще 17 марта В.И. Ленин послал Реввоенсовету Кавказского фронта, на имя И.Т. Смилги и Г.К. Орджоникидзе, шифрованную телеграмму, которая начиналась словами: «Взять Баку нам крайне, крайне необходимо…»
Нет, никто не знал.
Однако мы еще с Астрахани понимали, что освобождение Азербайджана, а следовательно, и Баку, и ликвидация бело-английского флота является главной стратегической целью для войск фронта и нашей флотилии.
Несмотря на огромное значение относительно внезапного занятия Петровска раньше, чем это предполагалось по оперативным планам, нас здесь ждали крупные разочарования:
ни одной тонны угля для миноносцев, а следовательно, и невозможность немедленной организации операции в направлении на Баку;
ни одного танкера для начала доставки нефти (из Грозного) «в Россию» ввиду того, что враги увели или затопили весь тоннаж, пригодный для этой цели.
5 апреля. Петровск-порт.
Теперь стало известно, что накануне подхода головных частей XI армии в город ворвались с гор те самые отряды революционных сил, организации которых мы обязаны Орджоникидзе и Кирову.
