СОНЕТ («Сияли облака оттенков роз и чая…»)
Сияли облака оттенков роз и чая,
Спустилась мягко шаль с усталого плеча
На влажный шелк травы, склонившись у ключа,
Всю нить моей мечты до боли истончая.
Читала я одна, часов не замечая.
А солнце пламенем последнего луча
Огнисто-яркий сноп рубинов расточа,
Спускалось, заревом осенний день венчая.
И пела нежные и тонкие слова
Мне снова каждая поблекшая страница,
В тумане вечера воссоздавались лица
Тех, чьих венков уж нет, но чья любовь жива…
И для меня одной звучали в старом парке
Сонеты строгие Ронсара и Петрарки.
Парк исполнен лени,
уронили тени
белые сирени
в бреду.
На скамье из дерна
жду тебя покорно.
Пруд дробит узорно
звезду…
Долго ждать не ново,
ты не сдержишь слова…
Все же завтра снова
приду.
1910
Ах, лик вернейшего из рыцарей Амура
Не создали мне ни певцы Прованса,
Ни Франции бароны,
И голос трубадура
Не рассказал в мелодии романса
Кто Бога стрел всех строже чтил законы,
Кто знал любви уклоны.
Ах, все почти грешили перед Богом,
Прося его о многом,
Ища наград своей любви за что-то…
Но был один — он, страстью пламенея,
Сам создал сновиденья,
Он никогда не ведал искушенья.
И лик любви — есть образ Дон Кихота,
И лик мечты — есть образ Дульцинеи.
1910
Есть два креста, то два креста печали,
Из семигранных горных хрусталей.
Один из них и ярче и алей,
А на другом лучи алеть устали.
Один из них в оправе темной стали,
И в серебре другой. О, если можешь, слей
Два голоса в душе твоих смелей,
Пока еще они не отзвучали.
Пусть бледные лучи приимут страсть,
И алый блеск коснется белых лилий,
Пусть на пути твоем не будет вех.
Когда берем, как тяжкий подвиг, грех,
Мы от него отымем этим власть,
Мы два креста в один чудесно слили.
2 ноября 1910
«Оделся Ахен весь зелеными ветвями…»
Оделся Ахен весь зелеными ветвями.
Для милой Франции окончена печаль;
Сегодня отдала ей голубые даль
Любимых сыновей, не сломленных врагами.
Суровые идут, закованные в сталь,
Бароны Франции блестящими рядами,
И помнят их сердца за медными щитами
И пьяный бред побед, и грустный Ронсеваль.
Средь радостной толпы у светлого дворца
Стоит красавица у мраморного входа,
То гордость Франции — задумчивая Ода.
Но алый сок гранат сбежал с ее лица,
Упала на песок зеленая гирлянда…
Меж перов Франции нет рыцаря Роланда.
1910
«Кто ты Дева?» — Зверь и птица.
«Как зовут тебя?» — Узнай.
Ходит ночью Ледяница,
С нею белый горностай.
«Ты куда идешь?» — В туманы.
«Ты откуда?» — Я с земли.
И метелей караваны
Вьюгу к югу унесли.
«Ты зачем пришла?» — Хотела.
«Что несешь с собой?» — Любовь.
Гибко, радостно и смело
Поднялись метели вновь.
«Где страна твоя?» — На юге.
«Кто велел прийти?» — Сама.
И свистят, как змеи, вьюги.
В ноги стелется зима.
«Что ж ты хочешь?» — Снов и снега.
«Ты надолго ль?» — Навсегда.
Над снегами блещет Вега.
Льдисто белая звезда.
Он поклонился ей приветно,
Она ж не поклонилась, — нет,
Но знак испанский незаметный
Она дала — графиня Z.
(А рядом с нею был Фернандо,
Испанский юный атташе,
Кругом амуры и гирлянды,
И в них графиня — вся cache[50].
Она смотрела sin miedo[51],
И как всегда был дерзок он.
Недаром же в квартире деда
Звучал нередко телефон.
Ах, голос на нее похожий!
На Черубину Габриак.
И так в партер из темной ложи
Графиня Z, что с нею схожа,
Ему дала испанский знак.
Ноябрь 1909
Ты в зеркало смотри,
смотри, не отрываясь,
там не твои черты,
там в зеркале живая,
другая ты.
…Молчи, не говори…
Смотри, смотри, частицы зла и страха,
сверкающая ложь
твой образ создали из праха,
и ты живешь.
И ты живешь, не шевелись и слушай:
там в зеркале, на дне —
подводный сад, жемчужные цветы…
О, не гляди назад,
здесь дни твои пусты,
здесь все твое разрушат,
ты в зеркале живи.
Здесь только ложь, здесь только
призрак плоти,
на миг зажжет алмазы в водомете
случайный луч…
Любовь. — Здесь нет любви,
не мучь себя, не мучь,
смотри не отрываясь,
ты в зеркале — живая,
не здесь…
СТИХОТВОРЕНИЯ ЧЕРУБИНЫ ДЕ ГАБРИАК[52]
«С моею царственной мечтой…»
С моею царственной мечтой
Одна брожу по всей вселенной,
С моим презреньем к жизни тленной,
С моею горькой красотой.
Царицей призрачного трона
Меня поставила судьба…
Венчает гордый выгиб лба
Червонных кос моих корона.
Но спят в угаснувших веках
Все те, что были бы любимы,
Как я, печалию томимы,
Как я, одни в своих мечтах.
Но я умру в степях чужбины,
Не разомкну заклятый круг.
К чему так нежны кисти рук,
Так тонко имя Черубины?
