Домой пришел поздно. Жена открыла дверь и бросилась обнимать.
— Слышала, все слышала по радио. Поздравляем тебя вместе с сыном.
— Спасибо, дорогие.
— Да, Леша, — засуетилась вдруг Лиза, — это тебе, — и протянула лист бумаги.
Это была телеграмма-молния. Ее прислали участники сборной команды СССР по штанге, вылетевшие на первенство мира в Стокгольм. «Поздравляем от души рекордами. Желаем дальнейших успехов. Сегодня вылетаем на первенство мира». Прочитав телеграмму, я подумал о том, что обязательно добьюсь права сражаться в одном строю с самыми достойными.
Глава 5. Настроение улучшается
(Соперник становится другом. «Единоличник». На африканском берегу. Впервые на чемпионате мира. Встреча с Паулем Андерсеном. Рекорды под занавес.)
С утра под новый, 1954 год в Москве разыгралась метель. А к ночи небо зазеленело, как лед, звезды словно примерзли к небосводу, и колючий мороз пронесся по городу.
Мы с Лизой шли на новогодний бал в наш техникум. Снег под ногами скрипел, точно мы наступали на битое стекло. Я взглянул на жену и рассмеялся: вся в инее, с намерзшими бровями и необычайно крупными белыми ресницами она походила на Снегурочку.
— Не замерзла, Лиза?
— Держусь еще…
Вот и здание техникума. Огромные окна глядят на улицу тусклыми рыжими пятнами. Кажется, будто дом вымер. Но открываем дверь и сразу попадаем в атмосферу тепла и веселья. Кружатся в вальсе пары. Повсюду смех, шутки. К нам подбегает староста группы рыжеволосый гигант Сергей Варенцов. Я давно уже агитирую его занятая тяжелой атлетикой, но Сергей не поддается.
— Леша, выручай, — просит он, — Дед Мороз заболел.
Пришлось согласиться. Меня ведут гримироваться. Лизу тут же «украли», я одним глазом только увидел, как замелькало ее платье среди танцующих. Роль Деда Мороза должен был исполнять студент выпускного курса Олег Баронов. Ростом и фигурой мы с ним были похожи. Поэтому Сергей и решил уговорить меня стать вместо «выбывшего из игры» Баронова.
Пока шло переодевание, я заметил в углу гримировочной свой любимый музыкальный инструмент. «Ну, — думаю, — использую его обязательно». Время близилось к полуночи. Закончилась новогодняя речь, праздничные тосты, и вдруг раздался призывный звук трубы — «слушайте все». И через мгновение Дед Мороз с трубой в руках вышел «на люди».
— Приветствую вас и поздравляю, товарищи студенты, — сказал я басом, подражая Баронову. — Ну-ка, расскажите, какими подарками Новый год встречаете, успешно ли тройки из обихода изгоняете?
Тут из толпы выдвинулся вперед однокурсник Лева Баер. Учился он плохо, но слыл отчаянным весельчаком и балагуром. Лукаво подмигнув товарищам, он прокричал:
— Чего спрашиваешь, дедушка! Ты лучше расскажи, как сам накануне Нового года пару по химии схватил!
Я понял, что Лева не узнал меня, и, спокойно отняв бороду и сняв колпак, сказал изумленному Леве:
— Двоек не получаем. Мы вам с Олегом Бароновым не чета.
Товарищи дружно рассмеялись.
Снова грянула музыка. На кружащиеся пары хлынул ливень конфетти. Ко мне подошел преподаватель химии Лев Иванович Пушнов.
— Желаю вам, Алеша, в новом году больших спортивных успехов и настоящего счастья…
— В спорте, Лев Иванович, как и в науке, успех не приходит сам по себе. Его нужно добывать трудом…
Вернулись домой, когда уже было совсем светло. А в полдень позвонил Николай Иванович Шатов.
— Леша! Есть хорошие новости. Через несколько дней поедешь в Швецию. Считай это новогодним подарком.
Снова нас ожидали соревнования. Некоторые тренеры и молодые спортсмены почему-то боятся частых выступлений на помосте, выдвигая различные «теории»: теорию «быстрого сгорания», «психологической опасности» и другие. Я лично считаю их совершенно необоснованными. С первых лет занятий в секции я имел от восьми до пятнадцати официальных выступлений в год. Всегда, уже будучи чемпионом страны, выступал на всех состязаниях, вплоть до заводских. Это ничего, кроме пользы, не давало. Конечно, не нужно злоупотреблять. Все, что слишком, — плохо. Но и отказываться часто тоже не следует.
В дорогу собирались 15 января. Местом сбора назначили здание комитета. Молча расселись в комнате секции тяжелой атлетики. Но вот пришел Женя Новиков и сразу стало весело, посыпались шутки, забавные истории.
— Молодец, Женька! — воскликнул Василий Степанов. — И откуда ты такой взялся?
Настоящая биография Евгения Новикова началась в годы Великой Отечественной войны. Молодой офицер-подводник, он служил все это грозное время на Северном флоте. Беспрерывная полярная ночь, снежные заряды, бушующие штормы дали понять молодому человеку и спортсмену, какое значение в жизни воина имеют сила, ловкость, мужество.
Особенно, по его словам, запомнился Новикову один случай. Подводная лодка, на которой плавал Новиков, обнаружила вражеский транспорт в окружении усиленного конвоя. Командир принял решение: атаковать противника! Через несколько минут лодку потрясли два сильных толчка: торпеды пущены в цели. Затем команда услышала могучие взрывы. Значит, попали.
Сейчас же фашистские корабли-охотники начали преследовать советскую лодку. Взрывались неподалеку глубинные бомбы. Погас свет. В одном из отсеков появилась вода. Тяжело было команде. Чтобы обмануть противника, пришлось притвориться погибшими, выбросить кой-какой мусор, выпустить на поверхность солярку и притаиться. Лежали на грунте, пока дальнейшее пребывание под водой уже грозило катастрофой. Изнемогающая от недостатка воздуха команда ждала с нетерпением всплытия. Вот уже командир осмотрел океан в перископ: враг ушел. Можно подниматься. Отданы команды. Лодка на поверхности. И тут вдруг выяснилось, что сильно заклинило задрайку рубочного люка. Один моряк попробовал повернуть ее, другой — ни с места. Тогда кто-то предложил:
— Новикова позвать надо… Люк был открыт.
— Спасибо, дружище, — сказал Жене командир. — Если бы не твоя сила, плохо бы нам пришлось.
Эти слова запомнились Евгению на всю жизнь. Вот почему после войны он начал серьезно заниматься спортом и быстро добился успеха.
В самолете мы сели с ним рядом.
— Не подеремся, Леша? — шутил Женя. — Надо бы воздержаться, а то некому будет рекорды бить.
Столица Швеции встретила нас ясной, морозной погодой. Даже в это время года город выглядел очень красивым.
Первые два дня оказались у нас свободными, и мы посвятили их осмотру Стокгольма. В одном из залов Национального музея к нам подошел служитель и спросил:
