СЛАВА. Потому, что пишет по-русски, а не по-еврейски, И ты тоже предал свой народ! Ты тоже предатель! Вы все предатели! Вы забыли свой родной язык! (Поет).
Авейни, шолом алейхем,
Авейни, шолом алейхем…
ИГОРЬ. Подумаешь, я тоже эту песню знаю. (Подпевает.)
СЛАВА И ИГОРЬ (вместе).
Авейни, шолом, алейхем,
Авейни, шолом, шолом, шолом алейхем!
БЕН. Вы как хотите, а я остаюсь интернационалистом! (Затягивает).
С интернациона-алом
Воспрянет род людской!..
ОЛЕГ И НЕПОМНЯЩИЙ (вместе, хотя и несколько вразнобой).
Боже, царя храни!
Сильный, державный,
Царствуй на славу нам,
Царствуй на страх врагам
Ца-арь православный!..
БУЛАТ.
Сумерки, Природа.
Флейты голос нервный.
Позднее катанье.
На передней лошади едет император
в голубом кафтане…
Следом — дуэлянты.
Флигель-адъютанты.
Блещут эполеты.
Все они красавцы,
все они таланты,
все они поэты.
ОЛЕГ И НЕПОМНЯЩИЙ (вместе).
Так за царя, за Русь, за нашу веру
Мы грянем громкое ура, ура, ура!..
БИРГЕР. Вы, говорят, Рембрандт… Тициан… Они все, говорят, мизинца вашего не стоят…
Тут начинается нечто невообразимое. Поют все вместе, каждый свое. «Авейни, шолом алейхем…», «С интернационалом…», «Боже, царя храни…», «Все они красавцы, все они таланты, все они поэты…»
БЕН. О!.. Тут уже не баррикадами пахнет, а настоящей гражданской войной!
БУЛАТ.
Но если вдруг когда-нибудь
мне уберечься не удастся,
какое новое сраженье
ни покачнуло б шар земной,
я все равно паду на той,
на той единственной гражданской,
и комиссары в пыльных шлемах
склонятся молча надо мной.
ВСЕ ВМЕСТЕ.
Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем…
Так за царя, за Русь за нашу веру…
Авейни, шолом, шолом, шолом алейхем!..
БИРГЕР. Ребята! Вы спятили!.. Послушайте!.. (отчаянно) Да замолчите же! (Все замолкают.) Братцы!.. Друзья! Как русский художник…
НЕПОМНЯЩИЙ. Окстись, Боря! Какой ты русский художник? Ты жалкий ученик голландца Рембрандта и еврея Левитана.
БИРГЕР. Ты не прав! Пусть я еврей, но я русский художник.
НЕПОМНЯЩИЙ. Русский?.. Да настоящий русский вообще за границу бы не поехал.
СЛАВА. А настоящий еврей вообще бы не вернулся!
БИРГЕР. Ну, хорошо, хорошо… Пусть вы даже правы… Но я как художник…
БЕН. А ты и не художник. Ты превратился в жалкого рантье, который стрижет купоны со своей славы. Извини, Боря, но ты уже не Биргер, ты — бюргер.
БИРГЕР. Ладно, ладно, согласен! Я не русский, я не художник… Но, братцы, друзья мои, я вернулся к вам после этой поездки…
НЕПОМНЯЩИЙ. А какая польза России от твоей поездки? Ты там только целовался с Гансом Дитрихом Геншером и прочими Гансами. А вот скажи: ты хоть раз там выступил в защиту угнетенной русской церкви?
ИГОРЬ КВАША. Или на худой конец мог там голодовку объявить.
БИРГЕР. Против чего?
ИГОРЬ. Не знаю. Сам придумай. Хотя бы против засилья Волчек в театре «Современник».
БИРГЕР. Ребята! Братцы! Вы что, совсем с ума сошли?..
СЛАВА. Да что с ним разговаривать? Ату его!
Крики: «Эгоист!», «Выкрест!», «Продажная шкура!», «Коммерсант!»
Друзья хватают Биргера и дружно выкидывают художника из его мастерской. Биргер остается один перед ширмой. Сбоку появляется прежний алкаш.
АЛКАШ. Эй, еврей, дай рубль!
БИРГЕР. Господи! Хоть один нормальный человек нашелся!.. (Подозрительно.) А может, ты тоже за Астафьева? Или за Эйдельмана?
АЛКАШ. Я за Ленина. Потому что он на рубле. Ну и за Сталина, конечно, потому что при нем водка была дешевая. (Поет.) О Стали-ине мудром, родно-ом и люби-имом…
БИРГЕР. Слава богу!.. Значит, не все еще спятили в этой несчастной стране!.. Дай, брат, я тебя поцелую!..
АЛКАШ. Пошли, бедолага. Примем по стакану. За дружбу.
Биргер и Алкаш обнимаются, поют.
БИРГЕР.
Поднявший меч на наш союз
Достоин будет худшей кары.
АЛКАШ.
И я за жизнь его, клянусь,
Не дам пустой стеклянной тары.
ВСЕ УЧАСТНИКИ СПЕКТАКЛЯ (высовываясь из-за ширм).
Как вожделенно жаждет век
Нащупать брешь у нас в цепочке…
Возьмемся за руки, друзья,
Возьмемся за руки, друзья,
Чтоб не пропасть поодиночке!
* * *
В этой пьесе появился у меня соавтор.
Возник он, правда, на поздней стадии, когда пьеса была уже написана. Но он не только прошелся по моему тексту «рукой мастера», но и внес в него свою — не такую уж малую — лепту.
Этим моим соавтором стал известный наш юморист — к сожалению, рано умерший — Аркадий Хайт. Тот самый, что сочинял сценарии для мультфильмов «А ну, погоди!», придумал «Радионяню» и кота Леопольда с его знаменитой репликой: «Ребята, давайте жить дружно!» (ему даже официально было присвоено звание: «Папа кота Леопольда»), писал монологи для Аркадия Райкина, Геннадия Хазанова, Евгения Петросяна и Владимира Винокура.
Узнав, что он согласился приложить руку к моей пьесе, я и обрадовался, и испугался: а ну как он камня на камне от нее не оставит!
Но никаких принципиальных изменений в мой текст Аркадий не внес, он просто его улучшил. Усмешнил какие-то реплики, сочинил новые частушки, заменив не самые удачные мои более остроумными, существенно расширил и развил роль «Алкаша»: из персонажа эпизодического тот превратился у него в фигуру едва ли не центральную. Наконец, он придумал и написал блестящую интермедию между первой и второй картинами: голоса радиодикторов разных стран, комментирующих поездку Биргера за рубеж как важное политическое событие международного масштаба. Но всё это — повторяю — ни смысла пьесы, ни конструкции ее не меняло. А вот один — весьма важный, ключевой эпизод, придуманный Хайтом, — несколько сместил и драматургические, и смысловые акценты первоначального — моего — варианта.
