Единственную альтернативу, которую реально могли предложить лидеры оппозиции, – это себя лично и своих сторонников в качестве руководящей элиты управления. Они старались убедить коммунистов в том, что Троцкий, Зиновьев, Каменев являются гораздо лучшими руководителями, чем Сталин, который становился основным объектом их нападок. В атаке на Сталина постоянно использовалась фраза из «Письма к съезду» Ленина, в которой шла речь о «грубости» Сталина. Оппозиция сознательно игнорировала то обстоятельство, что Ленин писал эти заметки, находясь в тяжелом физическом и моральном состоянии и под влиянием жалоб Крупской, которую Сталин справедливо отчитал за нарушение строгого контроля за здоровьем Ленина. Оппозиционеры умалчивали, что Ленин до конца своей активной жизни доверял Сталину и постоянно советовался с ним по всем вопросам государственной жизни. Они продолжали муссировать сочиненную ими же версию о том, что Ленин «готовил бомбу» против Сталина на XIII съезде партии и лишь его болезнь помешала ему уничтожить Сталина политически.
Между тем все, кто мог видеть руководителей партии не только на трибунах массовых собраний, а в работе, давно пришли к выводу, что Сталин заметно выигрывал по сравнению с лидерами оппозиции как государственный деятель.
С первых же дней Советской власти Сталин зарекомендовал себя как человек, способный к решению самых разнообразных и сложных вопросов государственной жизни. Отвечая троцкисту Преображенскому, выразившему недовольство тем, что Сталин руководит сразу двумя наркоматами (наркоматом по национальностям и наркоматом рабоче-крестьянской инспекции), Ленин заявлял: «Что мы можем сделать, чтобы разобраться со всеми туркестанскими, кавказскими и прочими вопросами? Мы их разрешаем, и нам нужно, чтобы у нас был человек, к которому любой из представителей нации мог пойти и подробно рассказать в чем дело. Где его разыскать? Я думаю, и Преображенский не мог бы назвать другой кандидатуры, кроме товарища Сталина… То же относительно Рабкрина. Дело гигантское. Но для того, чтобы уметь обращаться с проверкой, нужно чтобы во главе стоял человек с авторитетом, иначе мы погрязнем, потонем в мелких интригах».
В дальнейшем, пока лидеры оппозиции проводили время в пирушках и пропадали на охоте, занимались лечением на курортах или писали дилетантские статьи по вопросам искусства, Сталин занимался десятками сложных дел по государственному управлению. Его ответственное отношение к делу, дотошность в изучении любого вопроса, которым он занимался, служили примером для всех окружающих. Уже в конце своей долгой жизни его соратник Молотов вспоминал: «У Сталина была поразительная работоспособность… То, что ему нужно было, он досконально знал и следил… И смотрел не в одну сторону, а во все стороны… Сталин спросит: «Важный вопрос?» «Важный». Он тогда лезет до последней запятой». Сталину была глубоко чужда поверхностность ряда его коллег, которые вместо изучения вопроса полагались на избитые стереотипы, а вместо решений предлагали красивые лозунги.
Сталин выгодно отличался и от ряда своих коллег скромностью в быту. Даже такой недоброжелательный наблюдатель, как его бывший секретарь Бажанов, сбежавший за границу, писал: «У этого страстного политика нет других пороков. Он не любит ни денег, ни удовольствий, ни спорт, ни женщин. Женщины, кроме его жены, не существуют». Дейчер признавал, что Сталин и его семья «жили в небольшой квартире в доме, который был предназначен для прислуги в Кремле… Печать обыденности и даже аскетизма лежала на личной жизни генерального секретаря, и это обстоятельство производило благоприятное впечатление на партию, члены которой руководствовались пуританскими нравами и поэтому были озабочены первыми признаками коррупции и распущенности в Кремле».
Но для политического выбора партией Сталина в качестве ее руководителя решающее значение имели его действия в сложной обстановке внутрипартийной борьбы. И те, кто мог видеть Сталина на близком расстоянии, и рядовые члены партии могли убедиться в том, что Сталин делал все от себя зависящее, чтобы предотвратить раскол в партии и новую Гражданскую войну в стране. Члены партии были свидетелями того, как то Троцкий, то Зиновьев и Каменев, то все эти три руководителя вместе выступали против большинства в ЦК и на съезде, а Сталин делал все возможное, чтобы предотвратить раскол с помощью компромисса, или же действенными мерам подавить бунт, чреватый расколом.
Дейчер писал, что «в то время многим людям казалось, что, по сравнению с другими политическими лидерами, Сталин не обладал наибольшей нетерпимостью. Он был менее злобен в своих атаках на противников, по сравнению с другими триумвирами. В его речах всегда звучали нотки добродушного и немного бодряческого оптимизма, что отвечало преобладавшим благодушным настроениям. В политбюро, когда обсуждались важные политические вопросы, он никогда не навязывал коллегам свои взгляды… Для партийной аудитории он не казался человеком, имевшим личную корысть или затаившим личную обиду. Он казался преданным ленинцем, хранителем доктрины, который критиковал других исключительно во имя дела. Он производил такое впечатление даже в тех случаях, когда он говорил за закрытыми дверями политбюро».
Наконец, Сталин опирался на широкую поддержку в руководстве и среди рядовых членов партии потому, что он был инициатором тезиса о построении социализма в одной стране. Это положение предполагало быстрое развитие отечественной промышленности, создание новых городов, модернизацию деревни, не дожидаясь мировой революции. Стремление осуществить такое преобразование страны отвечало настроениям широких партийных и рабочих масс.
Необходимость укрепления экономики страны и ее оборонного потенциала вновь была продемонстрирована в 1927 году, когда международная обстановка обострилась и встал вопрос о возможности новой интервенции против СССР. Сигналом к разговорам о новой войне стала грозная нота английского министра иностранных дел О. Чемберлена в адрес СССР от 23 февраля 1927 года. В любом политическом выступлении этих дней звучала международная тема. Видимо, не случайно писатели И. Ильф и Е. Петров, описывая открытие трамвайной линии 1 мая 1927 года в Старгороде, изобразили, как председатель Старкомхоза Гаврилин в своем выступлении на митинге по случаю этого события сбился на рассказ о международном положении СССР и никак не мог остановиться, пока не высказал все, что он знал про Чемберлена, Муссолини и правящие круги Румынии.
Не удивительно, что 9 мая 1927 года Г.Е. Зиновьев, выступая в Колонном зале Дома союзов на собрании по случаю 15-летия «Правды», перешел на международную тематику. Однако его многочисленные слушатели (а речь Зиновьева транслировалась по радио) были удивлены острой критикой, с которой оратор обрушился на внешнюю политику СССР в Англии и деятельность Коминтерна в Китае. В отличие от Гаврилина, Зиновьев не случайно сбился на международную тематику.
