освобожденная им из-под спуда самых разнообразных фальсификаций, интересна прежде всего именно в этом качестве.
Наибольшей неожиданностью представляется вполне однозначно явленная в его фигуре общность (пусть и ситуативная) интересов яростных противников — американских и советских спецслужб.
А. Островский вполне внятно и убедительно показал, что реальным автором «Архипелага ГУЛаг», пусть и, по всей видимости, коллективным, был Комитет государственной безопасности СССР, — причем не какие-то отдельные, пусть и исключительно высокопоставленные, «диссиденты» в его рядах, а именно КГБ как целое, как организация, как структурообразующий элемент советской государственности.
Показывая, как Комитет госбезопасности руководил Народно-трудовым союзом, формально бывшим проектом ЦРУ (причем без руководства и поддержки КГБ НТС просто не мог бы существовать), А. Островский с предельной наглядностью показывает тем самым одну из главных закономерностей общественного развития: неизменные партнерство и кооперацию ключевых элементов не просто соперничающих, но и ведущих борьбу на уничтожение систем.
Это партнерство может осуществляться «по умолчанию» (как Мао Цзэдун, перейдя к обстрелу контролируемых Чан Кайши островов через день, показал ему крайнюю нежелательность сдачи этих островов, — и сигнал был воспринят), неформально, без каких бы то ни было документальных следов или же «под ложными флагами», — но игнорирующий его аналитик или политик обрекает себя на имманентное и крайне дорогостоящее изумление дилетанта.
Подробно скрытая и при том достаточно устойчивая кооперация врагов рассмотрена (в том числе и с точки зрения теории систем) И. И. Смирновым в его фундаментальной и ставшей классической еще до выхода работе «Тропы истории. Криптоаналитика глубинной власти». Солженицын представляется редкой, предельно наглядной и потому исключительно полезной в своей наглости и открытости иллюстрацией этого феномена.
Он сыграл достаточно важную роль в либеральной контрреволюции элит, проявленной в поверхностной политике на рубеже 70-80-х годов приходом Тэтчер и Рейгана, но сформированной железной логикой общественного развития на десятилетие раньше. И в этом отношении крайне знаменательно, что «выстрел своей жизни» — публикацию «Архипелага ГУЛаг» — Солженицыну пришлось сделать в 1972 году раньше, чем он, по собственным признаниям, ожидал и планировал, — вероятно, не сам, а на основании ориентировок его кураторов.
Качественное изменение характера развития человечества рубежа 60-70-х годов было многоуровневым — и предельно значимым именно сегодня (когда нечто подобное происходит вновь, пусть и на качественно более глубоком уровне).
Прежде всего, именно в конце 60-х закончилось «пространство вдоха», обретенное капитализмом по итогам Второй Мировой войны, укрупнившей макрорегионы (до нее было пять — США, объединенная Гитлером Европа, Британская империя, Япония с контролируемой ею частью Китая, Советский Союз; после нее осталось два — Запад и социалистический мир) с соответствующим расширением доступных капиталам рынков и мобилизующим, предупреждающим загнивание повышением конкуренции на них.
Это исчерпание исторических возможностей капитализма проявилось в уверенном и угрожающем снижении рентабельности капитала и в нарастании разнообразных структурных проблем (ныне частью забытых, частью кажущихся смешными по своей незначительности, но тогда воспринимавшимися весьма остро).
Выход был найден, — вероятно, стихийно, — на основе накопленных к тому времени технологических и психологических достижений в резком расширении рынков за счет развлечений. Создание новых способов получения людьми захватывающих их эмоций, позволяющих им, по сути дела, раз за разом проживать все новые и все более полноценные жизни, оказалось значительно более простым и дешевым способом получения денег (и, шире, увеличения масштабов экономической активности), чем создание новых материальных потребностей и, соответственно, новых товаров.
Тем самым еще на индустриальной базе был начат поворот в самом образе действий человека: от изменения окружающего мира к изменению его восприятия, — ставший с распространением информационных технологий и началом глобализации сутью новой эпохи, сегодня переходящей на новый уровень: если на рубеже 60-70-х деньгами вместо благ стали массово оплачиваться эмоции, то теперь за эмоции начинают требовать уже не деньги, а значительно более дефицитное (ибо в сутках всего лишь 24 часа!) внимание.
Концентрация деловой активности на изменении человеческого сознания, на производстве постоянно нуждающихся в обновлении эмоций вместо относительно долговечных благ открыло новые не только рыночные, но и политические перспективы. Стало возможным массово отвлекать людей от их интересов новыми ощущениями, — и, соответственно, ликвидировать демократию как мешающую крупному бизнесу систему защиты людьми своих насущных потребностей, переориентировав их энергию на получение сиюминутных, но ярких удовольствий.
Огромная к тому времени, созданная всей индустриальной цивилизацией сила масс была нейтрализована переориентацией личности с изменения мира на изменение своих ощущений, с улучшения общественного устройства на трансформацию собственной личности. Символом этого стали молодежные бунты 1968 года.
Да, они решили и некоторые частные задачи международной конкурентной борьбы, — в частности, лишили власти выступившего против доминирования США де Голля, стратегически проанглийского, а ситуативно просоветского, и дискредитировали СССР подавлением «чешской весны» (многие активисты которой, как мы видим на ставших общеизвестными фотографиях, воспринимали свободу как возможность публично глумиться над советскими женщинами).
Однако главным в молодежном движении 1968 года стала нейтрализация энергии нового поколения (как и последующих) ее переориентацией с общественной активности на «секс, наркотики, рок-н-ролл». По сути, эта грандиозная трансформация общественного сознания, продолжающаяся и по сей день, на протяжении вот уже более полувека, лишила традиционную демократию главных — человеческих — ресурсов и тем самым с политической точки зрения похоронила ее, освободив капитал от ее сдерживающего влияния.
Дальнейшие разнообразные практические действия (включая знаменитый доклад 1974 года Хантингтона, Крозье и Ватануки Трехсторонней комиссии, показавший неприемлемость демократии для Запада и в целом капитализма), были уже всего лишь следствиями этого грандиозного общественного преобразования.
Его ударной силой стал финансовый спекулятивный капитал — наиболее гибкий и склонный к разнообразию действий, способный наиболее быстро сконцентрировать на решающих направлениях наиболее значимые ресурсы, менее традиционного торгово-промышленного привязанный к правительствам и потому менее стесняемый их бюрократией.
Непосредственным действием, обеспечившим победу финансового капитала над промышленным в их вековечной исторической борьбе (победа стала реваншем за поражение, связанное с естественным завершением Великой депрессией эры американского спекулятивного Prosperity — процветания — 20-х годов XX века), явилась попытка воссоздания «невидимой» Британской империи на качественно новой основе глобальных финансовых спекуляций, предпринятая британской элитой в лице группы лорда Маунтбеттена, начиная с 1968 года.
Предельно упрощенно эта попытка, наиболее полно к настоящему времени описанная И. И. Смирновым, заключалась в организации нерегулируемого транснационального движения спекулятивных капиталов между банковскими офшорами на основе британских законов и под контролем лондонского Сити. Ресурсная слабость Англии привела к переходу проекта под контроль американских спекулятивных капиталов (а сам Маунтбеттен был убит якобы ИРА в 1979 году), но качественный переход был совершен: «командные высоты» в мире занял спекулятивный капитал, что стало организационной предпосылкой для начавшейся полтора десятилетия
