не ожидал, что появится самолет, который сдвинет с места их все. Мой истребитель не только потянул за собой всю связку, но и рванул с такой силой, что последнее звено резко подскочило, расклепалось и улетело прочь, обрушившись на крышу стоявшего неподалеку дома.
Движение в конце концов замедлилось, и самолет, перекатившись через кромку полосы, зарылся в грязь. Ко мне по ВПП мчались пожарные машины, а я, откинув фонарь кабины, спрыгнул на землю и помчался прочь как можно быстрее, боясь, что взорвутся остатки топлива в баках. Такие инциденты и аварии классифицируются как легкие или тяжелые в зависимости от того, как сильно поврежден летательный аппарат. Мой случай обозначили как легкий, потому что на моем F-100 фактически не оказалось ни царапины. Но все равно ситуация сложилась предельно опасная. В тот вечер большинство летчиков эскадрильи пришли в бар, чтобы похлопать меня по плечу и подарить по стакану выпивки.
В другой раз я летел над Северным морем и «тащил тряпку» – буксировал вымпел, предназначенный для воздушной огневой тренировки. На заднем сиденье самолета компанию мне составлял молодой второй лейтенант, занятый ориентированием. Он был новичком в эскадрилье. За пределами США он поднимался в воздух впервые. Закончив огневую тренировку, мы повернули обратно к берегу Нидерландов, волоча за собой вымпел, и тут двигатель отключился. Я вызвал своего друга Дэнни Килроя, который летел во главе звена.
– Эй, Дэнни, у меня заглох двигатель.
– Ну и шутки у тебя! – отозвался Дэнни. – Не валяй дурака, жду тебя в баре.
– Я не шучу, – ответил я.
– Вот дела, ну тогда у тебя проблема, – прозвучал голос Дэнни.
Я посмотрел в зеркало заднего вида и заметил, что глаза молодого лейтенанта выросли до размеров чайных блюдец.
– Проведем процедуру покидания самолета, – сказал я ему. А дело было зимой. Северное море чертовски холодное. Мне удалось перевести самолет в планирование и достичь голландской авиабазы прямо на берегу. Но мы еле до нее дотянули.
Другим не так везло в аварийных ситуациях, как мне. Некоторые из моих хороших друзей во время службы в Европе погибли. За первые полгода моего пребывания в 32-й эскадрилье мы потеряли шесть самолетов и двух пилотов. Особенно много проблем было с реактивными истребителями F-100 «Супер Сейбр», которые призваны были заменить F-86 «Сейбр». Я души не чаял в F-86. Благодаря этому самолету я присоединился к эксклюзивному клубу так называемых махонавтов – пилотов, которым удалось преодолеть звуковой барьер, то есть скорость звука в 1200 километров в час [23], которую обозначали как «один мах» в честь швейцарского математика Эрнста Маха.
Чтобы добиться этого на F-86, требовалось выполнить особый трюк. Если ввести самолет в пике по правильной траектории и позволить ему накрениться так, как он стремится лечь в крен самопроизвольно, лобовое сопротивление резко уменьшится, и вы сможете преодолеть порог в один мах. Те, кто это сделал, получали в подарок от компании North American, изготовителя F-86, значок «1 Мах». Мы все хотели такой значок: он много значил для нас, молодых пилотов. Свой я получил вскоре после прибытия в Голландию.
Напротив, у ранних F-100 была очень плохая репутация. Они горели, у них то и дело глохли двигатели – в общем, самолет преследовали проблемы. Когда мы впервые начали летать на них, командир эскадрильи собрал весь личный состав в офицерском клубе вместе с женами.
– Мы скоро отправляемся на юг, в Африку, чтобы начать обучение полетам на F-100. Это в самом деле не такой уж плохой самолет, – спокойным тоном объявил он.
Но тут же огорошил всех следующей фразой, специально адресованной женам:
– Леди, вам я гарантирую, что постараюсь привезти обратно столько ваших мужей, сколько у меня получится.
В Европу я прибыл еще холостяком. Но к окончанию моей заморской службы я уже женился. Мою будущую жену Лартон я встретил еще до того, как покинул Соединенные Штаты – когда гостил у родителей в Техасе. Мои родители знали ее родителей. Отец Лартон, как и мой, дослужился до звания генерала. И тот, и другой служили в Англии во время войны. Когда на следующее Рождество я вернулся в Техас, мы провели много времени вместе. Затем летом Лартон приехала в Европу как туристка, и мы решили связать наши судьбы. Зимой 1958 года она переехала в Голландию, где мы нашли маленькую квартиру.
Пилоты истребителей зарабатывали не очень много, но жили мы отнюдь не плохо. Курс обмена валют держался на хорошем уровне. Помню, как поехал в Штутгарт, чтобы купить за наличные «Мерседес 190 SL» с откидным верхом. После этого мы много путешествовали. На уик-энды мы ездили в Париж, катались в Данию, в Швецию и Испанию. В эскадрилье шла насыщенная социальная жизнь: случались и ссоры, и проявления дружбы, формировались различные группы. И мы много летали. Я предвкушал, что буду летать на истребителях еще 30 лет. Жизнь была хороша. Я получал массу удовольствия.
Алексей Леонов
Через 24 часа после того, как жена прилетела ко мне в Альтенбург, меня вызвали обратно в Москву. В офицерском звании я успел побыть лишь четыре месяца. Но я уже стал избранным. Мне предстояло начать тренировки по космической программе в марте 1960 года.
Начало ничего хорошего не предвещало. Хотя пилоты, отобранные для участия в космической программе, считались сливками ВВС, на практике наша жизнь протекала непросто. Когда мы со Светланой прибыли в Москву, в моем кармане оставалось всего десять рублей, на которые мы взяли такси до НИИ авиационной и космической медицины. Когда таксометр перевалил за десятирублевую отметку, я начал нервничать. Я, рассмеявшись, сказал водителю, что ему придется дать задний ход, потому что могу заплатить десять рублей и ни копейки больше. Он открыл дверь и высадил нас прямо там, где мы остановились. Несколько кварталов нам предстояло пройти по глубокому снегу. Когда мы добрались до места, мне пришлось согревать замерзшие ступни жены шерстяными авиационными перчатками.
Нас временно разместили в спортзале при Московском центральном аэродроме: пара коек в углу волейбольной площадки. На игровой сетке мы развесили газеты, чтобы хоть как-то уединиться, потому что в углу напротив спал другой пилот со своей женой. Позже нам предоставили неплохо меблированную трехкомнатную квартиру в поселке Чкаловском рядом с другим аэродромом. Постепенно мы обрастали привилегиями, которых не было у обычных пилотов, например, мы могли ходить за покупками в специальный продуктовый магазин с большим разнообразием товаров, где нам не требовалось стоять в очереди, как простым гражданам.
Тогда у нас почти не было возможности путешествовать, тем
