– Но кто это остановит? – с грустью в голосе произнёс Штатц. – В чьих силах примирить заклятых врагов?
– Не знаю, – задумалась Коко. – Может, в моих? Я хорошо знаю Черчилля. Я могла бы с ним поговорить.
– Ты серьёзно?
– Более чем, Генрих.
Коко Шанель, Уинстон Черчилль и его сын Рэндольф. 1928 год.
Сейчас трудно понять, какие чувства испытывал профессиональный разведчик Генрих Штатц к Коко Шанель. Но похоже, что это был не беспристрастный расчёт. Он, к примеру, старался не афишировать свои отношения с Коко и предостерегал её от появлений на публике в компании с немецкими офицерами. Подобная демонстрация могла дорого стоить Коко – сотрудничающих с врагом изменников не любили во все времена. А жестокие законы войны распространялись даже на мадемуазель Шанель…
Они отправились в Берлин. Коко нисколько не переживала по этому поводу. Она слышала, что в Германии даёт концерты молодая Эдит Пиаф. Что в Париже ставятся фильмы с участием немецких артистов. И что бо́льшая часть (она была в этом искренне убеждена) населения Франции к немцам относится лояльно. А что касается тех ужасных рассказов о лагерях военнопленных, то… война есть война.
Коко и Генрих остановились в роскошном номере самого дорогого берлинского отеля. Утром в спальню Коко приносили огромные тяжёлые букеты роз. В воздухе витал тонкий аромат её любимых духов – тех самых, «Шанель № 5».
Штатц почти не отходил от неё. Но однажды всё же исчез на целый день. А когда вернулся, спросил:
– Коко, милая, ты не передумала? Насчёт встречи с Черчиллем?
– Нет, – твёрдо ответила Коко. – Ни в коем случае. Уитни ко мне обязательно прислушается. Он мой друг.
– Тогда завтра мы едем к Шелленбергу. Нас ждут.
Мадемуазель Коко.
74. В гостях у Шелленберга
Бригаденфюрер СС Шелленберг принял их у себя дома. Был очень мил – предложил шампанское и коньяк (Коко выбрала коньяк и не ошиблась, напиток был превосходным, очень старым), тонкие американские сигареты, именно ту марку, которую Коко больше всего любила. Открыл коробку роскошных конфет, на которой было написано золотом «Для Коко»…
– Милая Коко, вы представляете всю опасность этой затеи? – спросил он. – Вы знаете судьбу Гесса? С ним никто не захотел говорить.
– Гесс ваш товарищ и перебежчик, насколько я знаю? – ответила Коко вопросом на вопрос. – А я – Коко Шанель. Женщина совершенно свободная и независимая.
– Безусловно, – согласился Шелленберг.
– И я в очень хороших отношениях с Черчиллем. Он не посмеет… И он со мной согласится. Когда нужно, я умею быть убедительной.
– Я в этом не сомневаюсь, – ответил Шелленберг с улыбкой.
Он пригубил коньяк, на минуту задумался, потом продолжил:
– Вы начинали как шляпный кутюрье, не так ли? Тогда назовём эту операцию… «Шляпа»? Коко кивнула и засмеялась.
– Генрих расскажет вам обо всех деталях. Но, ради бога, если у вас возникнет хоть тень сомнения, можете отказаться. Я всё пойму. – Я не робкого десятка, мсье…
– Вальтер. Для вас, милая Коко, просто Вальтер, – перебил её Шелленберг.
– Я не откажусь, Вальтер. Я не хочу, чтобы гибли люди. Это лишено смысла. И это ужасно.
Вальтер Шелленберг.
Судьба уберегла Коко от этой рискованной авантюры. Немецкая разведка приготовила для неё специальное окно на границе Франции и Испании, португальскую визу, завербовала агента-проводника, который доставил бы Шанель в Лиссабон и посадил на английское судно. Но это были приготовления на случай катастрофы, а не для реальной переброски Коко в Англию.
Дело в том, что Штатц, вероятно, искренне любил эту женщину. И, как человек трезвый и циничный, понимал, что война рано или поздно закончится не в пользу Германии. И тогда Коко надо будет исчезнуть из Франции и, возможно, из Европы. Исчезнуть с ним, с Шелленбергом и со всеми, кто захочет и сможет спастись. На счёт себя Штатц был уверен – он-то со своим опытом и изворотливостью не пропадёт. И ему нужна была эта роскошная женщина…
Прошло время, и война покатилась к неизбежной и закономерной развязке. Об операции «Шляпа» в Берлине уже не вспоминали – Черчилль недвусмысленно заявил, что не будет разговаривать ни с кем из немецкого командования, если речь не идёт о безоговорочной капитуляции. Да и какой вес могла иметь Коко Шанель в мире большой политики? Чего она бы добилась, даже если бы поговорила с Черчиллем? Разве что потеряла бы уважение в глазах этого могущественного политика.
Операция «Шляпа» так и осталась нереализованной идеалистической фантазией Коко Шанель.
Коко Шанель после войны.
76. В освобождённом Париже
В конце войны Штатц исчез. Он даже не попрощался с нею. Пропал, как пропадают на войне, – растворился в этой смертельной кутерьме, канул в небытие. Поначалу Коко его ждала, потом – забыла.
Вокруг неё разворачивались грозные события. Волна союзнических войск докатилась до Парижа. Коко в этот момент уехала к морю на свою виллу, а потом и вовсе перебралась в Испанию. Вернулась, когда Париж уже был освобождён от врага.
Любимый город лежал в руинах. Раны войны были настолько заметны, что у Коко заболело сердце. Она наконец поняла, как на самом деле чудовищна война.
Её небольшая фирма переживала трудные времена – как и все парижские бутики. Хозяйство Коко к тому времени сократилось до микроскопических размеров. Работала лишь маленькая мастерская на рю Камбо. Бизнес явно умирал, хотя наступивший мир обещал небывалый взлёт – после войны люди, истосковавшиеся по хорошей одежде, обязательно бросятся в магазины и бутики.
Но Коко было не до этого. Вокруг неё сгущались тучи враждебности. Поговаривали, что она водила дружбу с самим Гитлером и якобы отправляла в концлагеря евреев. И то и другое были лишь вздорные слухи. Но от этих чёрных сплетен веяло холодом неминуемой гибели.
Надо было спасаться. Коко была убеждена – она ни в чём не виновата. Но как доказать это французам? И она уехала в Швейцарию.
Шанель элегантно сочетает белое и чёрное в своём костюме. Начало 1960-х годов.
Даже в эти трудные годы Шанель не бедствовала. Она слишком хорошо помнила голодную молодость. Накануне войны Коко перевела значительную часть капитала в швейцарские банки, а остальное обратила в драгоценности. На эти средства она без особых проблем купила в Швейцарии аккуратный дом, окружённый садом. С визой незадолго до краха Германии помогли люди Шелленберга.
