Мокринский приступил к рассказу.
В это время на голубой глади заливчика показался медленно идущий катерок. С него кто-то громогласно кричал на всю реку:
— Мокринский!.. Степан Петрович!..
— Я здесь! — пугаясь почему-то, ответил тот.
Катер сейчас же повернул в его сторону.
— Бросайте удочки к черту! — кричали с него. — Скорее!.. Садитесь к нам!..
— Но… что такое? Что случилось? — от страха у Мокринского даже подкашивались ноги.
В катерке был моторист и еще кто-то. Кто-то знакомый, но кто именно — Степан Петрович никак не мог вспомнить, и вдруг узнал: агент сберегательного общества, продавший ему в начале месяца лотерейный билет.
И агент сказал:
— Бросайте всё к чертовой матери… Вы выиграли двенадцать тысяч иен!..
И опять Мокринского шатнуло, как ночью от шаровой молнии, и он закрыл глаза.
— Ошалел, — понимающе сказал агент. — Ничего, это бывает. А ну-ка, старичок, подсадите его… Поехали! Мы уж были у вас, господин Мокринский. Нам сказали, что вы тут. Теперь еще раз заедем к вам, за билетом, и — в город. Видите, я сил своих для вас не жалею. Телеграмма из Шанхая ночью пришла, я всю ночь не спал и к вам примчался.
Мокринский молчал, ошалело глядя перед собой. Мигал.
— Бывает! — похлопал его по спине агент. — Всегда люди в таких случаях балдеют. Нате-ка!.. — И он протянул Мокринско— му раскупоренную полбутылку коньяку. — Глотните!..
Мокринский глотнул и несколько пришел в себя. И тут он увидел колыхающуюся впереди себя лодочку знакомой окраски и прочел на ее носу: «Уточка». Мокей Митрич неторопливо выгребал к городу.
— Стоп! — приказал Мокринский мотористу и закричал лодочнику: — Митрич, Митрич!..
Лодка подплыла.
— Здравствуйте, Степан Петрович, с добрым утром! — приветствовал лодочник Мокринского. — Рано изволили подняться!
— Дайте мне десять иен, — попросил Мокринский у агента.
Тот беспрекословно полез за бумажником, достал его, вынул кредитку и протянул ее Мокринскому. И тот только тут понял, что разбогател.
Митрич поблагодарил за подарок степенно, как всё он делал степенно. И, глядя вслед удаляющемуся катерку, без зависти, доброжелательно подумал:
— Не запил бы теперь господин поручик… Ничего, — они хороший человек.
I
Лиля заметила, что после того, как к ним заглянула тетя Сборовская, о чем-то пошепталась с мамой и убежала, — мама встревожилась, стала какой-то другой. Правда, мама снова стана помогать Лиле украшать елочку, но уже всё было не так, как раньше. Мама не смеялась, не радовалась елочке, не советовалась с Лилей, как прикрепить ту или иную безделушку, чтобы было красивее. Мама нахмурилась, стала молчаливой, перестала смеяться и целовать Лилю.
— Гадкая тетка! — сказала Лиля. — Тетка расстроила милую мамочку…
— Нет, нет, деточка, что ты! — успокоила дочку Агния Павловна. — Я совсем как и раньше… А ну-ка, посоветуй, куда бы нам повесить вот этого гномика…
— Вот сюда… Нет, впрочем, лучше сюда.
Из шептанья матери с теткой Сборовской Лиля уловила несколько слов, и одно из них было ей знакомо, часто приходилось слышать: вредители.
И Лиля сказала:
— Мама, этот гномик похож на вредителя.
— Почему? — вздрогнула мать.
— Странно, как ты не понимаешь? — пожала плечиками Лиля. — Он же зеленый.
— Какие ты глупости говоришь! При чем тут цвет? И вообще, не говори слов, которых ты не понимаешь…
— Но — по-своему, конечно, — Лиля слово «вредитель» понимала отлично. В ящичке с красками есть зеленая краска. Раз, раскрашивая картинку, Лиля взяла в рот кисточку с зеленой краской. Мама страшно испугалась.
— Выплюнь!.. Плюй, плюй скорей! — закричала она, и когда перепуганная Лиля проделала всё, что от нее требовалось, мама даже нашлепала дочку, приговаривая:
— Помни, зеленая краска вредная, зеленая краска вредная зеленая краска вредная!.. Клеточку в рот нельзя брать, нельзя брать, нельзя брать!
Стало быть, совершенно ясно: раз зеленая краска вредная, то и человек в зеленом тоже вредный человек. А вредный человек и есть вредитель. Странно, как мама не понимает таких пустяков?
Но как всё это объяснить, рассказать? На это и слов-то у шестилетней Лили не хватит. И девочка только пыхтит, стараясь повыше прицепить зеленого гномика:
— Чтобы он никому не вредил, вредный вредитель: ни заиньке, ни фее с крылышками, как у стрекозы.
Потом пришел папа.
II
Папа у Лили был молодой, красивый, со светлой бородкой. Ходит папа в серой толстовке с кармашками. Он такой сильный, что поднимает не только ее, маленькую, но и маму.
Папа пришел веселый, бросил портфель на кровать, поцеловал маму. Лиля пищала: «Меня первую, меня!» — поцеловал Лилю; потом сели за стол. Гудел примус. Шипели в кастрюле разогреваемые котлеты, плевался чайник.
Стали ужинать.
Лиля спрашивала, вертелась на стуле:
— А когда мы зажгем елку? А когда Новый год? Сегодня?
— Не зажгем, а зажжем, — поправила мама. — Зажжем елку завтра. Завтра канун Нового года.
— А почему завтра, а не сегодня?
— Потому…
— A-а! Потому что еще в кооперативе нет свечечек! — вдруг радостно догадалась девочка.
— Да. Кушай котлетку…
Лиля заметила, что у мамы стало некрасивое лицо. Такое лицо у нее бывает, когда она, Лиля, болеет или когда у папы неприятности по службе. Или еще когда в доме нет сахару или еще чего-нибудь. Тогда личико у мамы не такое уж красивое, немножко старое.
— Мама! — строго кричит Лиля. — Сейчас же расправь складочки на лобике. Не смей лобик намарщивать. Слышишь? Тебя дочка в угол поставит.
И папе:
— Мамочку расстроила противная тетка Сборовская. Она напугала маму вредителями. Я сейчас накажу своего вредителя…
Лиля соскакивает со стула, подбегает к елочке, срывает с ветки зеленого гномика и начинает давать ему шлепки. Папа хохочет так, что слышно, наверно, во всей квартире. Улыбается и мама. И вдруг роняет голову на стол, и ее плечи начинают вздрагивать.
III
Лилю, умытую на ночь, укладывают в кроватку. Мама и папа еще сидят за столом. Папа пьет чай.
— Четвертый стакан папа пьет, — сонным голосом говорит Лиля и закрывает глазки. — Сколько сахару идет! Прямо ужас
Обыкновенно девочка засыпает сразу. Но сейчас сон не идет к девочке. Сердечко ее чувствует что-то недоброе, нависшее над их комнатой. Это недоброе связано с каверзами вредных вредителей, зеленых человечков. «Паршивые! — сердито шепчет девочка. — Я вам дам!» Лиля надувает губки. Губки надуваются и надувают пузырь из слюнок. Пузырь лопается. На подушке мокро. Лиля поднимает головку. Мама и папа сидят за столом и шепчутся. Лампа с одной стороны прикрыта пришпиленным к абажуру куском синей бумаги — чтобы свет не беспокоил дочку.
