25.06.47 г.
ВСЁ.
03.07.47 г.
Я имею среднее образование.
27.06.47 г.
Был спектакль — ничем не вошел в жизнь.
30.06.47 г.
Был выпускной вечер — не впечатления, а «впечатленьица».
Кроме радости в этот день я пережил и большое горе.
Нет у меня друзей... и Ларочка не любит меня, а я даже надеялся в последнее время, что она... Бог с ней, с Володькой тоже поругался. Но главное — Лара! Что со мной было! Надо на всю жизнь запомнить то чувство, с которым я лежал на земле, силясь вылить свое горе слезами. Слез не было, из горла лезли воющие звуки наполовину с ругательствами. Ах, ну его, просто тошно вспоминать!
01.07.47 г.
Держал во МХАТ — провалился. Я ни на что не надеялся, однако провалиться после первого же тура и получить характеристику: «Плохая дикция, слабые данные»... Это вывело меня совершенно из равновесия. Вот так начало! Мечтаю Бог знает о чем, а сам...
Я ходил по улицам и старался себе представить, как люди бросаются под машину — очень просто и, пожалуй, не очень страшно. Страшно, что не убьет, а покалечит. Я все спрашивал себя, туда ли я иду, так ли, то ли? Я абсолютно не знаю своих сил, может, потому что их нет, нет?
Хотел вчера ехать в Ленинград — не дали родственники. Они очень верят, что в самом деле спасли меня от голодной смерти. Как обидно. (Вот, Ролан, не забывай таких минут.)
Оставаться в Москве или ехать в лагерь? Тысяча «за» и две тысячи «против». Кажется, все-таки поеду. (Как странно, но Лара входит в одну из тысяч, она едет...)
Милая моя тетрадь, один я, совсем один: нет не только друзей, нет даже товарищей... И встал передо мной мой рост «во весь рост». Но я почему-то не чувствую никакой тоски, никакого горя — или это я окреп? Неужели мы с тобой, моя тетрадочка, выковали в себе противоядие к апатии? А если так, то вот результат, первый результат работы над собой, и серьезный.
Взял в работу отрывок из «Фомы Гордеева» М. Горького. Очень трудная вещь (посоветовал Моргунов). Я сейчас занимаюсь с ним — очень толковый, красивый и простой человек. Мне только не нравится его отношение к матери.
14.07.47 г.
Читал у Ольги Ивановны. Совершенно неожиданно прочитал «Страсти-мордасти» и, что еще неожиданнее, мне их утвердили — но разве можно иметь две прозы?
Взял у О.И. стихотворение «Трубадур» Нем.-Данченко. Оно очень простое, не знаю, каким образом оно произвело на меня такое впечатление. Но попробую.
В лагерь не еду. И что я был за кретин, когда хотел ехать. Он кончается 28 августа, а с 1—4 начинаются экзамены. Жаль... очень хочется ехать... ведь Лара едет. А может, это и лучше.
16.07.47 г. Среда
Над «дьячком» (из «Фомы Гордеева»). Со скрипом, но работаю.
20.07.47 г. Воскресенье
Очень боюсь я осенних экзаменов: много говорит за то, что не пройду. Надо с Моргуновым поговорить о том, что может быть, стоит идти прямо на режиссерский. Да. Завтра поговорю.
22.07.47 г.
С Моргуновым говорил. И все-таки решил идти на актерский в ГИТИС. Сегодня был в институте на консультации, но не попал — кончился прием. Я, так сказать, «потерся» около «будущих актеров».
23.07.47 г.
Был на консультации у Лесли. Велел подавать. Его рецензия: «Маленький-маленький, С, Ш, Ж, Ц и Ч. 5».
Сам он мне очень понравился — удивительно открытый и не-рисующийся.
Читал я «Дьячка» («Фома Гордеев») и «Заяц во хмелю».
31.07.47 г.
Подал в ГИТИС. Занимался с Моргуновым. Видел у него на занятиях одну очень интересную девушку: не так лицом, как собой. Воплощение какой-то искренности и нежности, причем очень убедительной.
Читаю «Иванова»: очень хочу написать режиссерскую композицию — но я сегодня почему-то очень устал.
Запись по литературе:
1. Пьесы: Горького, Чехова, Островского, Найденова, Толстого, Тургенева и современные пьесы.
2. Коган. Западная литература.
3. О театре.
4. Мемуары.
5. Список на режиссерский факультет.
Скоро окончательно решится моя судьба. ГИТИС? Или ничего? Дай Бог!
05.08.47 г.
Начинаю вторую тетрадь. С марта 1947 года прошло пять месяцев жизни. Лихих пять месяцев. Много я за них сделал? — очень мало! Просто мизерно. Как далеко мне до идеала! Просто до человека далеко.
Спать достаточно 8—9 часов. Значит, вставать в 8-9 часов, если ложиться в 12. Но не позже. А я встаю... да, я так и встаю, я только сегодня встал в 12 (!). Надо начать читать! Время есть, и книги есть. Буду. Вот только все отодвигается на задний план вступительными. Не может быть, чтобы я не попал. Вернее, даже очень может быть, но не должно этого быть. Пока подал в ГИТИС, там Раевский (это плохо), в Вахтанговский (Астангов -это лучше) и ГИК (там Воинов и Герасимов — самое лучшее).
Володька Сидоров, случайно меня встретив, позвал в свою студию. Неужели это счастье пройдет мимо меня, неужели Воинов не возьмет меня из-за моего роста?! Дай Бог! Сегодня снова к нему — ну, держись, Ролан. Если примут — все подробно опишу.
07.08.47 г.
Не прошел! (Второе поражение.) Принял спокойно. Комиссия поступила правильно, да и плевать! ГИК — тоже радость, только бы Воинова не упустить! Если Воинов останется в ГИКе, нужно попытаться пройти в ГИК, хотя бы на режиссерский. Но у Воинова ничего не определено! Во всяком случае, пробовать попасть в ГИК не мешает!
Только бы с Воиновым!
Надо все подчинить этому и из этого исходить.
Сейчас, возвращаясь с почты, я был свидетелем случая, который целиком ложится на бумагу как рассказ. Колорит, которым он будет насыщен, и концовка, которую придумала ему жизнь, сделают этот рассказ «чеховским».
Всякий москвич знает кафе-мороженое на улице Горького, напротив Почтамта, ибо оно является единственным на всю Москву. И хоть я в нем никогда не был, но очередь, которая вечно торчит перед дверьми, ежедневно наталкивала на факт его существования.
Итак, всякий москвич знает кафе-мороженое на улице Горького. Но вряд ли многие знают, что во дворе есть «задняя дверь» этого блестящего заведения. Я всегда, когда шел домой, видел около нее вторую очередь — «очередь знакомых» или... Бог знает, как это объясняется, но, очевидно, мое предположение верно. Итак, читателю ясно, что есть кафе и где у него «задняя дверь».
(Как плохо! Все это надо в двух-трех строках.)
Я устало (хотел есть, болела голова) подходил к крыльцу своего дома.
— Что за безобразие! — услыхал я.
Около задней двери толпились хорошо одетые люди: женщины, военные в орденах и т.д. Дверь была открыта, из нее выпускали время от времени посетителей, а в дверях стоял заслуженный капитан, объясняя усатому служителю грузину свою обиду:
— Мы стоим в очереди 45 минут! И под нашим носом закрывают дверь, говорят, что мороженого нет! Надо было предупредить.
