На 95-летии К. И. Галаншина. В руках у меня разворот газеты «Новый компаньон», посвященный юбиляру. Москва, февраль 2006 года
В «эпоху Галаншина», в терминах современной социологии, я относился к субэлите области. Был вхож к заведующему отделом обкома, очень редко – к секретарю по пропаганде. А вот «первый» – это уже было недоступное, для моей высоты полета, космическое пространство. Но в Перми моя жена работала вместе со старшей дочерью Константина Ивановича – Инной, с которой шапочно был знаком и я. Когда это выяснилось, то в делегацию посещения «вне конкурса» включили и меня.
С тех пор при наличии в очередном году 29 февраля (день рождения Константина Ивановича), а при его отсутствии – 1 марта я вместе с кем-нибудь из земляков регулярно и с огромным удовольствием наношу ему визит. Одно время я составлял компанию Н. Артамонову и Г. Волчеку. В юбилейном 2006 году моей спутницей была журналист Светлана Федотова, подготовившая о герое дня отличный очерк на две полосы. В 2007 году мы были у Галаншина с экс-губернатором Пермской области Борисом Кузнецовым.
«Регламент» этих встреч традиционен. Гостеприимные Инна и ее муж Виталий накрывают «вкусный» стол с запотевшей бутылкой сорокаградусной. И под ее аккомпанемент начинаются воспоминания о былом, обсуждение свежих новостей (в первую очередь, пермских), в курсе которых Константин Иванович остается и по сей день. По поводу употребления горячительного не могу сказать, что ветеран держится с «народом» на равных. Но не игнорирует.
Относительно недавно Константин Иванович написал и опубликовал свои воспоминания. Они интересные, правдивые, но внутренний цензор там все равно чувствуется. И книге все же не достает галаншинского юмора и самоиронии, которые легко рождаются у него в застольном диалоге, в своей компании, но, видимо, не желают ложиться на бумагу.
Перечислю лишь некоторые из тем, слушая которые, я сидел буквально с раскрытым ртом.
Двадцатый съезд КПСС, развенчавший И. Сталина, делегатом которого был рассказчик.
Детали формирования структуры Пермского совнархоза и персоналий его кадровой «верхушки».
Промышленные и сельские обкомы КПСС хрущевских времен.
Тонкости вызволения космонавтов А. Леонова и П. Беляева из соликамской тайги.
История назначения К. Галаншина союзным министром.
Личные отношения с Л. Брежневым: «Прощаясь, он всегда целовал и говорил: «Звони мне раз в месяц». Но я звонил ему раз в год – в день его рождения».
Выступление на XXIV съезде КПСС Михаила Шолохова, критиковавшего министра Галаншина за то, что из-за его плохой работы советскому народу не достает художественной литературы…
И, наконец, две истории, о которых я был наслышан и ранее. Но не из первоисточника, а из «вторых» или даже «третьих» уст. Каждая из них по драматургии достойна пера если не В. Шекспира, то Э. Радзинского. Но из-за отсутствия в этом мире первого и в рядах пермского землячества – второго, я вынужден взять на себя не только краткое изложение сюжетов, но и комментарий к ним.
Не только на предприятиях пермского авиадвигательного комплекса, но и в Перми до сих пор жива добрая память об Анатолии Солдатове. В годы войны он в генеральском звании был директором завода им. Сталина, выпускавшего авиадвигатели. В совнархозовские времена стал председателем тогда еще Молотовского совнархоза и много сделал не только для промышленности, но и для города. По его инициативе была сооружена красивая набережная Камы, реконструировано здание театра оперы и балета, стал украшением города Комсомольский проспект… Недаром его именем названа одна из улиц Перми, его имя носит построенный им Дворец.
Далее я передаю слово Светлане Федотовой, дословно записавшей монолог Константина Ивановича о А. Солдатове.
«Он был великолепный хозяйственный руководитель, но очень жесткий. К людям относился беспощадно. Но с точки зрения политики был пигмей. Ни с чем не считался. Руководствовался только своим разумом, а шло это в линию или в дугу, его совершенно не касалось…»
В газете «Советская Россия» вышла разгромная статья о Солдатове. Мол, занимается не тем, чем нужно. Промышленностью руководит плохо, а вот театр – его стихия.
Раскритиковали его так, что пришлось снять с работы. На XXII съезде Хрущев опять пустил Солдатова под откос, сказав, что в его совнархозе очень много убыточных предприятий. Солдатов мне потом звонил: «Надо возразить!» А кому возражать? В ООН, что ли? Я ему сказал: «Проглоти это дело».
Я не только искренне уважаю Константина Ивановича, но и, как говорится, «вхожу в его положение» тех времен. Но кое с чем в его оценке А. Солдатова согласиться не могу.
Речь идет о двух тезисах.
Первый: к людям относился беспощадно.
Свою пермскую дачу я купил у бывшего начальника цеха завода им. Свердлова (ранее – имени Сталина). Это был дачный кооператив предприятия, и моими соседями оказались инженеры и рабочие, не один год работавшие под началом А. Солдатова. Их консолидированное мнение по этому поводу я изложил бы в следующей редакции:
К людям относился беспощадно, но не как самодур, а когда они этого заслуживали. Он был крут, но справедлив к подчиненным. И ценил умелых, добросовестных, инициативных.
Эта оценка подтверждается одним эпизодом, случайным свидетелем которого я оказался весной 1960 года.
В разделе «Родительский дом» я упоминал, что мой отец, будучи главным инженером Чусовского металлургического завода, стал инициатором и руководителем уникальной реконструкции доменной печи № 2.
По сути дела, это была не реконструкция, а строительство новой печи. Но для строительства нужны были целевые деньги, выделяемые Госпланом. Если все делать по закону, то на все бюрократические процедуры выделения средств понадобилось бы не менее двух лет. В то же время завод имел необходимые средства по статье «капитальный ремонт». Разрешение на их использование давал совнархоз. Отец, который загорелся идеей реконструкции, поехал к А. Солдатову и доказал ему, что сейчас самый подходящий момент для этой акции: есть согласие проектировщиков и строителей, да и печь находится в предаварийном состоянии. И уговорил Солдатова назвать «строительство» «реконструкцией», профинансировать ее за счет капремонта.
Эту грамоту отец ценил выше двух своих орденов Трудового Красного Знамени
Реконструкция оказалась удачной: производительность печи была увеличена вдвое, но через какое-то время приехали ревизоры и раскопали это формальное нарушение.
