Сибирские крестьяне не знали крепостного права. По среднерусским меркам они были весьма зажиточны. И свободолюбивы. С Колчаком к ним пришли русские офицеры из числа дворян, привычно относившихся к крестьянам как к «крепостному быдлу», к тому же смертельно обиженные за разграбленные дома и сожженные поместья. Обиду свою они вымещали на местных крестьянах. Грабили так, как красным и не снилось. Если крестьяне пытались сопротивляться – деревни сжигали. Мужчин расстреливали или запарывали насмерть. Когда весть о расправах покатилась по Сибири и мужики начали убегать в лес при приближении колчаковских отрядов – за их отсутствие пороли жен и матерей. А первым делом, входя в деревню, колчаковцы арестовывали и казнили сельского учителя… Причем чаще учительницу, потому что в Сибири по большей части учительствовали женщины. Ведь эти интеллигенты, ушедшие в народ, символизировали для обиженных офицеров всю интеллигенцию, виновную, по их мнению, и в революционных событиях, и во всех последующих бедах.
Генерал Сахаров, служивший в армии Колчака, вспоминал: «Когда остатки нашей армии шли на восток, приходилось видеть села, сожженные дотла в наказание за непоимку большевиков. Огромные, растянувшиеся на несколько верст села представляли собой сплошные развалины. Крестьянское население разбредалось и было обречено на нищету, голод и смерть».
22 декабря 1918 года в Омске восстали солдаты бывшей народной армии. В ответ Колчак и его атаманы Красильников и Анненков устроили настоящую мясорубку. Эсер Дмитрий Раков, который провел при колчаковском режиме полгода в тюрьме, бежал, смог выжить и добраться до Парижа, писал в своих мемуарах, что «убитых было множество, не меньше 1500 человек. Целые возы трупов провозились по городу, как возят зимой бараньи и свиные туши. Пострадали главным образом солдаты местного гарнизона и рабочие… К смертной казни приговаривали пачками по 30–50 человек, расстреливали по 5–10 задень. Разбойничий колчаковский режим вызвал восстания в Тобольской и Томской губерниях, в Акмолинской и Семипалатинской областях, не говоря уже про Амурский и Приамурский районы. И крестьянское население, само по себе далекое от большевизма, теперь с энтузиазмом будет встречать красные войска. Про рабочих и говорить нечего. Рабочий не смел пошевелиться под страхом расстрела за малейшие пустяки».
Адмирал Колчак вручает боевые награды. 1919 год
Генерал Будберг с горечью свидетельствовал: «Штабы переполнены законными и незаконными женами, о которых начальники заботятся больше, чем о подведомственных им частях. При эвакуации Уфы раненых бросили на красные муки, а штабы уходили, увозя обстановку, мебель, ковры. Грабеж населения вошел в обычай и вызывает глухую ненависть самых спокойных кругов населения».
Александр Васильевич не мог протестовать против нахождения рядом с его офицерами их законных и незаконных жен, потому что к нему самому в Сибирь приехала Анна Тимирёва.
В 1918 году супруги Тимирёвы расстались. Неизвестно, имел ли место развод, но Сергей Николаевич уехал в Шанхай, в эмиграцию, тогда как Анна Васильевна – в Омск, к Колчаку. Их сын Володя остался в Москве у родственников. Сергей Николаевич планировал со временем забрать Володю к себе, но пока было опасно везти ребенка через охваченную войной Россию. Анна Васильевна о ребенке не думала: у нее была только одна цель – соединиться наконец с любимым.
Анна так хотела пожить с Александром Васильевичем как жена! Не встречаться урывками, а просто жить вместе! Последние месяцы их любви были самыми счастливыми. Ощущение обреченности придавало каждому мгновению, проведенному друг с другом, оттенок какой-то пронзительной нежности.
…Однажды – еще давно, еще в Петрограде! – Анна назвала Александра Васильевича «химерой в адмиральском мундире». Она намекала на его загадочность и многогранность, а еще – на то, что для нее он долгое время был несбыточной мечтой. В поэзии Серебряного века «химерой» и впрямь именовали мечту. Правда, Колчак для Анны Тимирёвой стал мечтой сбывшейся.
А вот для России Колчак был истинной химерой. Ведь в греческой мифологии химера – это мерзкое чудовище с головой и шеей льва, туловищем козы и хвостом дракона, изрыгающее огонь и лаву, сжигающее все на своем пути. Влюбленная женщина даже не сознавала, насколько точное сравнение она подобрала. И насколько сложного человека она полюбила.
Запаха крови и тлена, витавшего в воздухе, Анна Тимирёва не замечала. Она вообще ничего не замечала, кроме близости своего обожаемого Александра Васильевича. И разумеется, все его действия она считала справедливыми и единственно правильными. Да и как могло быть иначе? Она же безумно любила свою «химеру в адмиральском мундире». Она готова была и умереть, и убивать за него. И все, кто выражал недовольство политикой Колчака, для Анны Тимирёвой были заведомо неправы и подлежали осуждению.
Убежавшие в лес крестьяне сформировали партизанские отряды. Оружие было у всех – по большей части охотничье, но было. И навыки охотничьи имелись. И умение выжить в лесу. К осени 1919-го партизанская армия насчитывала 140 тысяч человек. Руководили ими не большевики, а анархисты и эсеры. Но пришел момент, когда эти партизанские отряды соединились между собой и начали вытеснять колчаковцев со своей территории – и при этом, даже не имея цели сомкнуться с Красной Армией, все же шли ей навстречу. А когда стычка произошла – красных поначалу приняли в Сибири как избавителей. Когда же в 1921 году Сибирь восстала уже против большевиков, основной лозунг был: «Ни Ленина, ни Колчака!»
И все же арестовали и передали Колчака красным не сибиряки, а служившие у него чехи. Они хотели вернуться домой, и красные поставили им такое условие для возвращения.
Нельзя не признать, что Александр Васильевич до конца был безупречно честен. Когда в Казани войска Колчака захватили 500 тонн золота из царской казны, он приказал оберегать его – как казну России. Когда его арестовали – передал полномочия и право распоряжаться казной Деникину… А ведь за это золото он мог выкупить себя и Тимирёву, мог бежать! Но оказался не способен присвоить чужое. Золото в результате оказалось в руках большевиков и было отправлено в Москву, к Ленину. Большевики в те суровые времена тоже были честны: до Москвы доехали все 500 тонн.
Александр Васильевич в 1919 году
Анна Тимирёва потребовала, чтобы ее арестовали вместе с любимым. «Самоарестовалась», – как написали в отчете, посланном в Кремль. В тюрьме они переписывались, им позволялись свидания.
В последней записке, которую получила Анна от Александра Васильевича, он писал: «Меня убьют, но если бы этого не случилось, только бы нам не расстаться…»
