Франциска Браун облегченно вздохнула и тут же привела Еву, которая решила в первой половине дня 30 января 1933 года хоть немного отдохнуть. Накануне она напряженно работала вплоть до глубокой ночи, так как Генрих Гофман получил очень большой заказ от руководства Национал-социалистической партии. Таким образом, о том, что ее возлюбленный, которого отец иначе как австрийским бродягой не называл, стал преемником Бисмарка, она узнала из уст монахини.
Первой реакцией Евы было: «Я выиграла пари!» Она поспорила с Ильзе на двадцать марок, что Гитлер непременно войдет в состав кабинета министров. Ильзе, впрочем, так и не отдала деньги, посчитав, что «подруга рейхсканцлера Германии» вполне может позволить себе отказаться от выигранной суммы.
Франциска Браун от души радовалась вместе с Евой, в то время как Фриц Браун только угрюмо пробурчал: «Они у нас сменялись один за другим, этот тоже ничего не сделает». Вывший офицер кайзеровской армии по традиции считал себя приверженцем монархии и после увольнения со службы в 1919 году вступил в «Добровольческий корпус Оберланд», освободивший Мюнхен от коммунистических мятежников. Затем он стал членом «Союза участников войны», известного больше под названием «Стальной шлем». Теперь он узнал, что глубоко почитаемый им фельдмаршал Гинденбург[35] пожал руку глубоко презираемому им Адольфу Гитлеру.
Все последующие дни Ева собирала у Гофмана фотографии с изображениями состоявшегося в Берлине по случаю прихода Гитлера к власти грандиозного шествия. Сотни тысяч людей прошли с факелами в руках по Унтер-ден-Линден и мимо старого здания рейхсканцелярии. Казалось, улица превратилась в сплошное море огня. Никогда еще мир не видел ничего подобного. Ни королеву Англии Викторию, ни последнего германского кайзера ни разу не встречали такие ликующие толпы.
— Смотри, папа, — с гордостью сказала Ева отцу, — весь Берлин вышел на улицы. Это все-таки столица Рейха, а не захолустный городишко типа Мюнхена.
Когда восторженное чувство несколько улеглось, Ева — так, во всяком случае, вспоминают ее мать и сестра — надолго погрузилась в раздумье. Ей стало ясно, что новый статус Гитлера непременно отразится на их отношениях. Гитлер теперь жил постоянно в Берлине, сперва в отеле «Кайзерхоф», затем в рейхсканцелярии. Теперь исполнение обязанностей рейхсканцлера занимало почти все его время, однако он не стал прерывать контактов с Евой Браун. Он даже собирался позвонить ей вечером 30 января 1933 года, хотя все телефонные и телеграфные линии были почти полностью блокированы из-за бесчисленного множества телефонных звонков и поздравительных телеграмм. Отныне она была для него не просто «одной из знакомых девушек». И он все чаще приглашал ее в Берхтесгаден.
Ева Браун говорила родителям, что чрезвычайно загружена работой, брала маленький зеленый чемодан и, выйдя из подъезда, доходила до угла Тюркенштрассе, где ее уже ждал серебристо-черный «мерседес».
Концерн «Даймлер-Бенц» предоставил в распоряжение нового рейхсканцлера еще больше машин, чем прежде. Гитлер всегда проявлял интерес к развитию автомобилестроения в Германии и даже лично занимался усовершенствованием автомобильных рам. Генерального директора концерна Берлина часто приглашали в Берхтесгаден, и вскоре он вошел в круг близких знакомых Гитлера.
Гитлер пытался убедить Еву в том, что новый пост в большей степени не позволяет ему даже думать о женитьбе. Гораздо важнее для него голоса избирателей, помогающие расширить социальную базу правительства. Он не считал себя обычным государственным деятелем, верил в свое высокое предназначение и чувствовал себя кем-то вроде папы римского, которому по должности запрещено вступать в брак. Напомним, в детстве он восхищался мистицизмом, присущим католическому вероучению, и даже собирался стать священником.
Пока Гитлер был еще просто лидером пусть набиравшей силу и располагавшей военизированными отрядами, но все-таки обычной политической партии, он, несмотря на английский дождевик, плетку, многочисленные автомобили и ультрарадикальные политические взгляды, вел обыденный образ жизни. Он посещал мюнхенские кафе и жил в квартире, хотя по размерам во много раз превосходившей жилье его родителей, но все же в обычной квартире. В Берлине он обитал в настоящем дворце, министры, дипломаты, генералы, промышленные магнаты почтительно приветствовали его, солдаты при появлении брали на караул, государственные деятели со всего мира искали знакомства с ним. Одним словом, Гитлер представлял теперь великую нацию.
Ева Браун выезжала только в окрестности Мюнхена. У нее не было возможности купить себе красивое платье, и она шила себе сама, никогда не бывала в светском обществе и не имела драгоценностей.
Теперь же газеты дружно писали о торжественных приемах и официальных мероприятиях в Берлине, на которых неизменно присутствовал одетый во фрак Гитлер. Он презирал эту слишком роскошную, по его мнению, одежду, но хотел доказать тем, кто считал его «выскочкой», что может одеваться не менее элегантно, чем они. Его видели в окружении красивых женщин, среди которых он отдавал предпочтение знаменитым актрисам — Ольге Чеховой и Лили Дагобер. На одном из приемов он даже предложил Ольге Чеховой руку, посадил ее рядом с собой и весь вечер непрерывно ухаживал за ней. Он считал, что светские сплетни только повышают его авторитет, тешат его самолюбие, а главное, позволяют скрывать от мира подлинный интерес к одной женщине.
Ольга Чехова была слишком умна и независима, чтобы попасть в сети к Гитлеру. Разумеется, она пользовалась у него определенным авторитетом, и, когда автор своим опубликованным в годы войны в нейтральной прессе репортажем об ужасающем положении евреев в Варшавском гетто навлек на себя гнев нацистских властей, знаменитая актриса даже заступилась за него.
Ева Браун очень хотела сниматься в кино. Она гордилась удачными ролями в любительских спектаклях и намеревалась брать уроки пения и учить иностранные языки. Но отец наотрез отказался исполнить ее желания: «Откуда мы возьмем деньги на твои безумства?» Он не предполагал, что в этом его поддержит могущественный союзник. Гитлер также считал, что Ева ни при каких условиях не должна выступать на сцене или появляться на экране. Но Ева не отказалась полностью от своего желания и однажды в Берхтесгадене призналась: «Шеф (официально она называла Гитлера только так) обещал мне, что, победив, разрешит мне поехать в Голливуд и сыграть там историю нашей с ним жизни». Она утешала себя тем, что Гитлер позволил ей стать чем-то вроде тайного верховного цензора. Ева писала ему критические отзывы на многие фильмы и спектакли, поскольку у самого Гитлера не было времени все смотреть.
