"Вы поймите: мне не пришлось командовать эскадрой или быть начальником штаба эскадры, фактически я прямо с крейсера стал командующим флотом. Терпеть не могу начальников, которые поучают, как делать то, чего сами не умеют делать. Но я беру на себя смелость поучения как человек наблюдательный, видевший, как работали другие".
Звучит, словно сказано в 1938 году? Нет, это говорилось семнадцать лет спустя Борису Федоровичу Петрову, в тридцать восьмом еще лейтенанту; за семнадцать лет Петров прошел через войну, плавал старпомом, командиром крейсера, командовал отрядом кораблей в заграничном походе, был начальником штаба эскадры, ступень за ступенью блестяще служил на морях и пришел в конце 1955 года к Адмиралу Флота Советского Союза назначенный командовать эскадрой на Тихий океан. Главком пригласил его для напутственной беседы. Он объяснял, как на разных этапах командовать эскадрой; каковы нормы отношений с различными начальниками на флоте; какие существуют проблемы взаимодействия с родами флота и войск: "...надо поддерживать с ними уже сейчас ясные отношения"; как важно определять степень риска, чтобы риск не перерос в необоснованную авантюру, "Не рискуя, ничего хорошего не сделаешь" - это его, Николая Герасимовича, слова. Не лозунгами - конкретно он говорил: необходимо знать командиров крейсеров, бригад, дивизий, чтобы всегда четко представлять, кто что может и кто не может выполнить, кому что можно поручить, кому нельзя. Петров, ныне вице-адмирал, один из первых наших флагманов на Средиземном море, сказал мне: "Сорок минут длился этот поистине отеческий разговор, очень много мне дал, особенно тон и откровенность".
Так наставлял он потом других. А кто его наставлял? У кого он спрашивал, как командовать флотом? У своей памяти. У накопленных и продуманных наблюдений.
Ему повезло, он учился у людей революции, особого закала и неоднородного поколения. Еще плавая вахтенным начальником на "Червоной Украине", он вступил в конфликт с молоденьким штурманом. Смотрел на него с восторгом. Остроумен, весел, добр, образован, яхтсмен, лыжник, и ко всем этим достоинствам недавний петроградский гимназист заслужил орден Красного Знамени за ледовую разведку мятежного форта под Кронштадтом. И вот на тебе: штурманок заносчив, у него диплом, у "вахначей", как он выражался, особенно у выдвиженцев из унтер-офицеров старого флота, службу знающих, провал в навигации и лоции. Так подучи их. Нет, он их просто не замечал. Те молча сносили, когда штурман, уставу вопреки, сам отдавал команду рулевым о перемене курса корабля. Кузнецов, когда такое случилось и с ним, не стерпел, дождался, когда рулевой выполнит команду, отозвал штурманка на крыло мостика и тихо, но внятно, не заботясь о деликатности, сказал: "Послушай, ты... На вахте стою я и отвечаю за движение корабля по уставу. Команды рулевому об изменении курса должен подавать я. Тебе ясно?.." - "Ладно, учтем", - ответил штурманок и то ли пожаловался, то ли просто доложил Несвицкому. Командир разобрался, что к чему. Буркнул: "Кузнецов прав, учтите". Учли оба, стали лучшими друзьями... Панцержанский, стоя ночью на мостике рядом, не лез с советами, не подсказывал маневр, дал возможность молодому командиру самостоятельно достичь удачи; тем дороже звучало его поощрение: "Браво, кэптен!" А флагман Орлов, знающий моряк, с заслугами, вмешивался во все, словно не понимал, что подавляет самостоятельность командиров... Требовательный, вспыльчивый, но удивительно чувствительный к людям Кожанов вот кто учил уважению к подчиненным. Кожанов не терпел вранья и хвастовства. Но как убедительно и не унижая человека сумел он однажды доказать легкомыслие расчетов "командира десантной высадки", считавшего себя победителем. Графически, мелком на классной доске в штабе Кожанов изобразил весь ход десанта и показал, что десантник не преуспел, а побежден, если противника считать сильным, а не дурачком, играющим в поддавки.
Учишься не только у старших - это помнил Кузнецов. С чего все началось в его службе на крейсерах, его первые успехи? На "Красном Кавказе" - с поддержки инициативы Прохватилова: "борьба за живучесть корабля для продолжения боя"; вовлек в это всех офицеров крейсера, вот и возникло то "чудо", о котором вспоминал флаг-штурман А. Н. Петров, назовем его Петровым-первым, как в старину, чтобы не путать с Б. Ф. Петровым, которого Кузнецов наставлял, как командовать эскадрой. На "Червоной Украине" - с "дебюта артиллериста Свердлова": поддержал, не отменил в ненастье "первый залп" - тоже звено боевой готовности. Как человек наблюдательный, он приучил себя пытливо во все вглядываться, так он развивал свой дар организатора.
И сюда, на Дальний Восток, Кузнецов приехал все же не прямо с крейсера. Быть в чужой стране в бою советником не умеющего командовать командующего тоже искусство, наука морская и психологическая. Учишься и на том, чего не должно быть, в ином свете видишь все, к чему дома привык, не упиваешься, сравнивая, а прозреваешь, как не надо работать и чего следует добиваться. "Стреляют люди, а не пушки" - это пришло там, на "Либертаде", когда он увидел горячего испанца, жаждущего бить врага, но не наученного управлять огнем современного корабля. Войне учат до войны. Загодя надо готовить людей к тому, что их ждет. Растить и беречь каждого - это тогда стало для него главным.
На Саперной сопке Владивостока, над Амурским заливом, стоят теперь корпуса ТОВВМУ - Тихоокеанского высшего военно-морского училища имени С. О. Макарова. Не так много в этих зданиях этажей. Но если смотреть снизу, с моря, этажи, восходя по склону сопки к вершине главного корпуса, сливаются в общий контур многопалубного судна, увенчанного ходовым мостиком. Этот навязчивый образ, возможно, навеян сознанием: океанское училище у ворот в океан. Отсюда не первое десятилетие курсанты уходят в учебные плавания за экватор и южные тропики, пересекая океаны, огибая материки.
В 1978 году я прочел здесь строки исторической хроники: 8 ноября 1937 года учреждено третье военно-морское училище (первое и второе - имени Фрунзе и Дзержинского - в Ленинграде); январь 1938 года - прибыл из Ленинграда на станцию Вторая Речка эшелон первокурсников училища имени Фрунзе продолжать учебу на Дальнем Востоке; на первый курс зачислены также по желанию лучшие старшины и краснофлотцы ТОФ, имеющие среднее образование; начата своими силами перестройка под учебные, административные и жилые помещения старых казарм, заброшенных с царских времен; курсанты стали одновременно землекопами, каменщиками, плотниками, малярами; в конце января с курсантами встретился командующий флотом Н. Г. Кузнецов.
Мне рассказал об этой встрече О. М. Мачинский, контр-адмирал, мой давний знакомый, когда однажды в семидесятые годы он приехал в Архангельск на традиционный сбор участников северных конвоев. Охраняя в последнюю полярную ночь войны в Баренцевом море караван транспортов, эсминец "Деятельный", на котором Мачинский служил старпомом, погиб от торпеды; и семерых с "Деятельного", в их числе и старпома, нашли на траверзе мыса Святой Нос окоченелыми, вытащили, вернули к жизни. В хронике училища он отмечен как золотой медалист № 1 первого выпуска. Окончив школу в Ашхабаде, решил стать моряком, в горкоме комсомола были путевки в училище имени Фрунзе в Ленинград. "Почему вдруг?" - "Заманила книжечка "Путь к капитанскому мостику", была, помнится, такая серия, рекламная, много солнца и воды". Путь неожиданно оказался извилистым. Четыре месяца проучились в Ленинграде, сдружились, внезапно приказ: первый курс будет учиться не над Невой, а над Амурским заливом. Не весь курс, с отбором. Часть оставили в Ленинграде, к ним при переходе на второй курс присоединили студентов из ленинградских вузов, была до войны такая практика расширения училищ для будущего большого флота. Ну а новоиспеченные тихоокеанцы, ошарашенные, взволнованные, поехали в края, о которых имели смутное представление по школьным учебникам географии. В пути все нравилось. Щелкали, вопреки запрету, "фэдами", запирались на ночь в нужниках вагонов, печатали потрясающие пейзажи, отправляли карточки знакомым девчонкам и родным почти с каждой станции, помечая на конвертах: "Ст. Ерофей Павлович", "Ст. Тыгда", "Благовещенск", "Океанская", "Широта Сухуми", "Субтропики" - знай наших! И вдруг - слякоть, грязь, известка, битый кирпич, не до "фэда" и не до писем. Попробуй: и учиться, и работать, и сохранить флотский блеск... А тут - аврал: едет новый командующий, встретить как положено. Расчистили среди казарм условный плац, построились. Комфлот парад отставил, всех собрал в кучу, спрашивает, как сочетается работа с учением, в чем трудности, вроде бы "опрос претензий". Претензий, как известно, в таких случаях не бывает. Замялись, топчутся, поглядывают на постылую сопку - как ни прибирай, отовсюду лезет наружу хлам. Комфлот понял, вспомнил: когда восстанавливали "Аврору", готовя к учебному плаванию, в печенках была эта грязь, ходили рыжие от ржавчины. Сказал: "Брюнеты ходили рыжими"... Мальчишки ожили, охотно приняли вольный тон: "Так и пошли за границу рыжими?" - "Красными!" - комфлот рассмеялся. "Так то ж "Аврора", дальний поход!" - "Правильно. Все с "Авроры" и началось. Не про нас ли поется: "Мы не сынки у мамененьки в помещичьем дому, выросли мы в пламени, в пороховом дыму"?.." Задело за живое. И пошло: не капризы все это, не белоручки собрались тут. Но день за днем бегаешь из корпуса в корпус, из класса в столовую, из столовой на работу, оттуда в спальню, все через грязь, не успеваешь ее соскребать, а порядок флотский нужен. Нельзя ли построить переходы из здания в здание, они и потом пригодятся. Своими, конечно, руками, только бы разрешили...
