«Наш реализм имеет возможность и право утверждать», – здесь, в этом положении Горького чаще всего видят своего рода предпосылки возникновения теории бесконфликтности, нанесшей, как известно, большой ущерб развитию советской литературы. Ничего упрощеннее, чем подобное толкование, нельзя себе представить. Теория бесконфликтности возникла в определенную историческую эпоху и ничего общего не имеет с заветами Горького, который резко выступал против одностороннего изображения жизни, против сглаживания конфликтов и противоречий.
Действительно было время, когда некоторые теоретики утверждали, что искусство социалистического реализма должно отражать жизнь только в лучших ее формах. Некоторым критикам казалось, что их непосредственная задача – предписывать писателям идеал или, по крайней мере, указывать, чего не хватает, чтобы тот или иной художественный образ достиг идеала. К несчастью, для литературы априорное декретирование подобной точки зрения пагубно сказалось на росте молодых сил, такое толкование идеала грешило отвлеченностью, схоластикой, а сам идеал строился, конструировался весьма произвольно. Его не извлекали из многообразных фактов действительности, а выводили из абстрактных представлений о человеке будущего. И это весьма характерное явление в искусстве. Еще Г. Плеханов, анализируя искусство послереволюционной Франции, замечал, что обычно художники нового, восходящего класса, такие, например, как Делакруа, Давид и др., «не удовлетворяются и не могут удовлетвориться действительностью, им, как и всему представляемому ими классу, хочется частью переделать, а частью дополнить реальную действительность сообразно своему идеалу». Верное наблюдение Г. Плеханова впоследствии получило ложное истолкование. Стоило поверить, что художник может делать то, что ему хочется, как все становилось проще и яснее. Постепенно жизнь, многообразная и противоречивая, стала изображаться крайне односторонне: раскрывалась только часть фактов и явлений реальной действительности, а отсюда возникала неполнота, недоговоренность, полуправда, а порой и ложное истолкование важных общественных проблем. Подобные теории освобождали литераторов от внимательного изучения действительности, в результате чего произведения художественной литературы зачастую приобретали уродливый в своей неправдивости характер. Похожа ли эта действительно пресловутая теория бесконфликтности на высказывания Горького, в которых он определял задачи художника-реалиста? Конечно нет!
А. Метченко приводит множество высказываний, тщательно их сопоставляет, отбрасывая сиюминутные, самим писателем отвергнутые как несостоятельные. И таким образом предстает подлинная горьковская концепция современного реализма, где нет места догматизму и односторонности в художественном освоении различных сторон действительности.
«Не следует догматизировать правильное положение Алексея Максимовича, – писал еще А. Фадеев, – ибо если свести это положение к догме, то люди начнут писать вещи сусальные». Писать вещи сусальные стали именно в результате догматического усвоения этого горьковского положения, когда был утрачен трезвый взгляд на окружающую жизнь, и следует еще раз подчеркнуть, что эта теория бесконфликтности ничего общего с горьковской концепцией не имеет. А. Метченко, подробно, со всей тщательностью анализируя высказывания Горького о романтизме и реализме, во всей их сложности и противоречивости, приходит к выводу, что Горький никаких ограничений не ставил перед творческой фантазией и даже фантастикой, если литература помогает революционному преображению жизни, борьбе с ее уродливыми явлениями, если художник стремится к правде, к истине.
В острых спорах последних лет все отчетливее выделяется, пожалуй, основная проблема в развитии современного искусства – проблема новаторства. Писатели, ученые, деятели кино, театра, критики включились в этот разговор, делятся своими соображениями о тех, кто некогда обогатил и обогащает новыми идеями, мыслями, новыми образами эмоциональный и интеллектуальный мир зрителя, слушателя, читателя, о тех, кто проложил и прокладывает новые пути в искусстве. И хотя серьезный разговор ведется давно, но относительно решения этой коренной проблемы эстетики социалистического реализма наметились существенные расхождения.
В последнее время в поисках расширяющихся возможностей реализма некоторые ученые выдвинули концепцию «исторически открытой эстетической системы форм художественной правдивости», которую некоторые критики объявили «новым словом в науке». В этот спор немедленно включился и Алексей Иванович Метченко. В статье «Социалистический реализм: расширяющиеся возможности и теоретические споры» (Октябрь. 1976. № 4 – 5) он подчеркнул, полемизируя с Д. Марковым, что социалистический реализм – «явление весьма емкое, но имеющее свои четкие принципы и «берега». Стоит ли поэтому объявлять «художественные формы модернизма» в качестве основного строительного материала, с помощью которого может быть перестроено и усовершенствовано здание социалистического реализма? Нет, конечно. Соглашаться с подобными утверждениями значит увековечивать временное и преходящее в человеческом опыте. Эта полемика и эти мысли имеют принципиальное значение для современного литературного движения в нашей стране. Заметнее становятся модернистские тенденции в нашей художественной литературе. О праве на принципиальное новаторство, обновление слова не раз говорил такой известный писатель, как В. Катаев, подтверждавший свои теоретические постулаты своими произведениями, такими, как «Кубик», «Святой колодец», «Рог Оберона». Новый эстетический строй нам предлагают такие разновеликие по своему дарованию писатели, как Б. Окуджава, А. Вознесенский. Но нам важно выявить, что это за новаторство. И здесь нельзя не вспомнить точные слова М.А. Шолохова: «Я никогда не выступал как противник чего-то нового и обновляющего, хотя сам я чистокровный реалист. Однако недостаточно произнести магическое слово «модерн», чтобы произведение стало художественным, и темнота еще не доказательство глубины». Иными словами, мы за новое в литературе, если только под флагом «нового» нам не стараются предложить уродливое сращение реализма с модерном. Реализм враждебен модернизму и ведет с ним длительную и непримиримую борьбу, в которой всякое соглашательство объективно служит чуждым нам целям». Тем более жаль, что среди наших литературоведов и теоретиков литературы порою звучат голоса в пользу некоего «примирения» реализма и неких «промежуточных форм», якобы ему не враждебных.
