В.: “Это происходило в 1969 году, верно?”
О.: “Правильно. Он выглядел тогда гораздо моложе”.
Да, все мы прошли через очень многое за эти четырнадцать месяцев.
Затем Шинь стал расспрашивать Сьюзен о Коротышке! Я попросил разрешения подойти к судейскому столу.
Буглиози: “Ваша честь, я поверить не могу в происходящее. Теперь он разглагольствует о Коротышке Шиа!” Повернувшись к Дэйву, я заметил: “Ты вредишь сам себе, привлекая сюда новые убийства, да еще вредишь и соответчикам!” Олдер согласился со мной и предупредил Шиня, чтобы тот проявлял чрезвычайную осторожность.
Я был обеспокоен тем, что в случае, если бы Шинь продолжал свои расспросы, постановление суда могло быть опротестовано при подаче апелляций. Какой смысл адвокату заставлять клиента сознаваться в убийстве, в котором его даже не обвиняли?
Перекрестный допрос перешел к Фитцджеральду. Он спросил у Сьюзен, почему погибли пятеро человек в доме на Сиэло-драйв.
О.: “Потому что я посчитала, что вытащить моего брата из тюрьмы — хорошее дело. Я и сейчас думаю, что была права”.
В.: “Мисс Аткинс, был ли кто-то из этих людей убит в результате выплеска ненависти или неприязни, которые вы могли ощущать по отношению к ним?”
О.: “Нет”.
В.: “Чувствовали ли вы хоть что-нибудь, какие-то эмоции, по отношению к кому-либо из этих людей — Шарон Тейт, Войтеку Фрайковски, Абигайль Фольгер, Джею Себрингу, Стивену Па-ренту?”
О.: “Я ни с кем из них не была знакома. Как я могла чувствовать какие-то эмоции по отношению к людям, которых даже не знала?"
Фитцджеральд спросил у Сьюзен, не считает ли она эти убийства совершенными из сострадания?
О.: “Нет. Между прочим, я вроде говорила Шарон Тейт, что не испытываю к ней жалости”.
Сьюзен объяснила затем, что считала свои действия “правильными в тот момент, когда я делала это”. Она знала точно, поскольку, когда делаешь что-то правильное, “это очень хорошее ощущение”.
В.: “Как может быть хорошим делом убийство кого бы то ни было?”
О.: “А как это может оказаться плохо, если убиваешь с любовью?"
В.: “Раскаивались ли вы в содеянном?”
О.: “Раскаивалась? В чем-то, что было для меня правильно?”
В.: “Вы вообще когда-нибудь ощущаете уколы совести?”
О.: “Совесть? Она колется только тогда, когда делаешь что-то неправильное. Нет, я не чувствую себя виноватой”.
Фитцджеральд выглядел побитым. Выявив полное отсутствие раскаяния у своей клиентки, он уже не мог убедительно доказывать впоследствии, что та еще может исправиться, загладить свою вину перед обществом.
Мы попали в очень необычную ситуацию. Совершенно внезапно, уже в ходе определения наказания, спустя долгое время после того, как присяжные признали четверых подсудимых виновными, я в некотором смысле был вынужден сызнова доказывать вину Мэнсона.
Если бы я провел перекрестный допрос слишком уж тщательно, могло показаться, что я сам не считаю, что убедительно доказал правоту Народа. Если же я провел бы поверхностный допрос, тогда сомнения в виновности этих людей могли остаться у присяжных, когда те удалились бы на совещание, — и тогда это повлияло бы на их решение. Таким образом, мне приходилось действовать крайне осторожно: я должен был пройти меж каплями дождя, не замочив одежды.
Защита, и в особенности Ирвинг Канарек, старалась посеять подобные сомнения, предложив альтернативу для Helter Skelter: мотив “убийств под копирку”. Лично мне казалось, что показания свидетелей в отношении этой версии произошедшего были вовсе не убедительны, — но это не значило, что я мог расслабиться, посчитав, что присяжные готовы со мной согласиться.
Мне было особенно важно подвести их к выводу об абсолютной приверженности Мэнсону со стороны Сьюзен Аткинс — так я сумел бы объяснить причину этой ее лжи во спасение Чарли. В самом начале перекрестного допроса я спросил у нее: “Сэди, верите ли вы, что Чарльз Мэнсон — это Христос, вернувшийся на землю?”
О.: “Винс, за последние четыре-пять лет я видела Христа в стольких людях, что теперь уже и не знаю, кто из них Христос”.
Я повторил вопрос.
О.: “Я думала об этом. Довольно много думала… Да, у меня мелькала мысль, что он мог быть Христом… Не знаю. Может, и так. Если это он, ух, вот это класс!”
Показав Сьюзен ее собственное письмо к Ронни Ховард (в котором Сэди писала: “Если ты можешь верить во второе пришествие Христа, М — тот, кто явился спасать”), я спросил: “Даже теперь, в этом зале, Сэди, вы считаете, что Чарльз Мэнсон — тот мужчина, что сидит вон там и поглаживает бородку, — может оказаться Иисусом Христом?”
О.: “Все возможно. Пусть так и останется. Может, да. Может, нет”.
Я настаивал, пока Сьюзен не признала: “Он казался мне богом, настолько прекрасным, что я сделала бы ради него что угодно”.
В.: “Даже совершили бы убийство?” — тут же переспросил я.
О.: “Для бога я сделаю все на свете”.
В.: “Включая убийство?” — настаивал я.
О.: “Вот именно. Если я посчитаю, что бог хочет этого”.
В.: “И вы убили пятерых человек в усадьбе на Сиэло-драйв, чтобы угодить своему богу, Чарльзу Мэнсону, не так ли?”
Сьюзен подумала немного, после чего выдавила: “Я убила их ради моего бога, ради Бобби Бьюсолейла”.
В.: “О, так у вас целых два бога?”
Ответ Сэди был уклончив: “Существует только один бог, и этот бог — в каждом”.
Поскольку Сьюзен дала сейчас эти показания, обвинение могло воспользоваться ее более ранними заявлениями, включая и выступление перед большим жюри, чтобы окончательно подорвать доверие к ее словам.
На перекрестном допросе я заставил Сьюзен повторить предполагаемые причины их поездки к дому Тейт. Как только она повторила чепуху об “убийствах под копирку”, я атаковал Сьюзен ее собственными показаниями о другом мотиве — о Helter Skelter: она говорила о нем со мною, повторила это перед большим жюри и вскользь упомянула в письме к Ховард.
Я также довел до сведения присяжных, что Сьюзен рассказала мне (а затем и большому жюри) о том, что именно Чарли приказал совершить семь убийств Тейт — Лабианка; что Чарли руководил всеми действиями убийц второй ночью; что никто из них не принимал при этом наркотиков.
Вслед за этим я прошелся по всему наскоро сшитому сценарию убийств Хинмана, Тейт и Лабианка не торопясь, шаг за шагом. Я знал, что Сьюзен непременно сделает ошибку — и она их сделала немало.
Например, я спросил: “А где находился Чарльз Мэнсон, пока вы убивали ножом Гари Хинмана?”
О.: “Он ушел. Он вышел сразу после того, как порезал Гари ухо”. Нечаянно признав это, Сьюзен быстро добавила, что пыталась зашить ухо Хинмана.
