О.: “Ну, это нелегко объяснить. Просто возникла такая идея, а потом она стала реальностью”.
Канарек мало-помалу начал утомлять судью Олдера. Предупреждения сыпались одно за другим: если адвокат не перестанет задавать неприемлемые вопросы, то уже в пятый раз будет наказан за неуважение к Суду. Да и с Дэйи Шинем все шло не слишком гладко. Приставы видели, как Шинь передал Сьюзен Аткинс записку от кого-то из зрителей. Несколько недель тому назад девушки на углу были замечены за чтением страниц из судебной стенограммы, помеченных именем Шиня. Когда Олдер задал адвокату соответствующий вопрос, Шинь ответил: “Они одолжили их ненадолго — просто взглянуть”.
Судья: “Нет уж, извините! Вы знакомы с судебным приказом об ограничении гласности в данном деле?”
Шинь признал, что знает о приказе.
Судья: “Сдается мне, мистер Шинь, что вы ни в грош не ставите судебные приказы, и я далеко не в первый раз это замечаю. Лично у меня давным-давно уже сложилось впечатление, что утечка информации из зала суда — а такая утечка действительно имеет место — происходит через вас”.
Максвелл Кейт с большой неохотой вызвал свою подзащитную, Лесли Ван Хоутен, дать показания. Поговорив о ее детстве и семье, Кейт попросил разрешения приблизиться к судейскому столу. Там он сказал Олдеру, что его клиентка намерена признаться в убийстве Хинмана. Этот вопрос он “долгими часами” обсуждал с Лесли, но та так и не вняла голосу разума.
Но, едва Лесли начала свою повесть, нелепость ее выдумок стала вполне очевидна. Лесли заявила, что Мэри Бруннер ни разу не была в доме у Хинмана, что Чарльз Мэнсон и Бобби Бьюсолейл успели покинуть дом еще до того, как было совершено убийство. Гари Хинмана убила Сэди, и никто иной, объявила Лесли Ван Хоутен.
Впутав себя в убийство Хинмана (по крайней мере, одним своим присутствием), Лесли постаралась представить смягчающие обстоятельства своей вовлеченности в убийство четы Лабианка. Она заявила, что ничего не знала об убийствах на Сиэло-драйв, и, садясь в машину, не имела ни малейшего представления, куда это собрались ехать остальные и зачем. Убийство Розмари Лабианка в устах Лесли было необходимой самообороной. Лишь после того, как Розмари накинулась на нее с настольной лампой в руках, она “взяла один из ножей, а у Патриции тоже был ножик, и мы обе стали бить ножами эту леди”.
В.: “До сего момента вы вовсе не намеревались причинить кому-либо зло?”
О.: “Именно так”.
В.: “Вы ударили женщину ножом уже после того, как она показалась вам погибшей, Лесли?”
О.: “Я ударила ее ножом, но я не знаю, случилось ли это до или уже после того, как она умерла… Я не знаю, была ли она мертва. Она просто лежала там, на полу”.
В.: “Ударили ли вы ее хоть раз до того, как увидели лежащей на полу?"
О.: “Я не помню”.
То, что Лесли могла забыть подобную вещь, было почти столь же невероятным, как и ее заявление о том, что она не рассказывала Мэнсону об убийствах, пока “Семья” не перебралась жить в пустыню.
С великим тщанием и терпением Кейт старался установить факт раскаяния Лесли в случившемся.
В.: “Лесли, чувствовали ли вы печаль, стыд или вину за то, что принимали участие в обстоятельствах смерти миссис Лабианка?”
О.: [Молчание.]
В.: “Давайте, я сделаю это постепенно, шаг за шагом. Что вы чувствуете в связи с этим? Быть может, сожаление, печаль, грусть?”
В зале суда почти ощутимо повеяло холодом, когда Лесли ответила: “Жалость — всего только слово из семи букв. Жалостью ничего нельзя вернуть”.
В.: “Лесли, я пытаюсь установить, что вы чувствуете в связи с гибелью Розмари”.
О.: “Что я могу чувствовать? Это уже произошло. Она погибла”.
В.: “Хотелось бы вам, чтобы этого не случилось?”
О.: “Мне никогда не приходилось жалеть, что я не могу отмотать время назад и что-то там переиначить. Глупая мысль. Такое не может произойти. Человек не способен отменить свои прошлые поступки”.
В.: “Когда вы думаете о случившемся, вам не хочется, скажем, заплакать?”
О.: “Заплакать? Потому, что эта женщина умерла? Если я и заплачу, то только потому, что в мире существует смерть как таковая. Розмари — не единственный умерший человек на свете”.
В.: “Вы раздумываете об этом время от времени?”
О.: “Только когда сижу здесь, в зале суда”.
Большую часть процесса Лесли Ван Хоутен придерживалась амплуа невинной маленькой девочки. Теперь она распростилась с ним, и присяжные впервые увидели, насколько бесчувственна и холодна она на самом деле.
Другая сторона подлинной ее натуры выявилась при допросе Лесли Канареком. Встречая некоторые из его вопросов нетерпимостью и гневом, она выплевывала враждебные, саркастические ответы. И с каждым новым выплеском яда можно было заметить, как присяжные вздрагивают, глядя на нее словно бы впервые. Все сочувствие, какое она только могла собрать ранее, теперь улетучилось. Даже Макбрайд не желал встречаться с нею взглядом.
Лесли Ван Хоутен была признана виновной в двух убийствах. Я считал, что она принимала участие в этих действиях с готовностью и азартом, а потому заслуживает смертной казни. Но я вовсе не хотел, чтобы присяжные вынесли ей такой приговор, основываясь на преступлении, которое Лесли не совершала. Беседуя с ее адвокатом, Максвеллом Кейтом, я заявил, что намерен подчеркнуть на суде, что Лесли вообще даже не бывала дома у Хинмана: “Иначе говоря, присяжные могут решить, что она там была, и это обернет дело во вред твоей подзащитной; по-моему, это неправильно”.
Исходя из этого, я напрямик спросил Лесли в ходе перекрестного допроса: “Рассказывали ли вы кому-либо — еще до выступления в этом зале — о том, что вместе с Сэди и Бобби Бьюсолей-лом побывали в доме Гари Хинмана?”
О.: “Я говорила Патриции”.
В.: “На самом же деле в доме у Хинмана были не вы, а Мэри Бруннер; верно ли это?”
О.: “Ну, это вы так думаете”.
Я постарался не дать Лесли оговорить себя в случае с убийством Хинмана, но поступил как раз наоборот, когда речь зашла об убийстве Розмари Лабианка. Когда я закончил обсуждать с Лесли это преступление, она успела признать, что Розмари могла быть все еще жива, когда Лесли ударила ее ножом; что она нанесла удары не только в ягодицы и, возможно, в шею жертвы, но “могла ткнуть пару раз и в спину”. Как позднее я напомнил присяжным, многие из ножевых ранений в спину Розмари Лабианка были нанесены после ее смерти, но одна из них, рассекшая позвоночник жертвы, могла сама по себе вызвать смерть.
Как и ранее с Сэди и Кэти, я всячески подчеркивал туманные места в рассказе Лесли об “убийствах под копирку”. Например, она показала, что была “безнадежно влюблена” в Бобби Бьюсолейла и вполне серьезно считала, будто эти убийства совершались в попытке вытащить Бобби из тюрьмы; я же, в свою очередь, отметил тот факт, что, имея возможность дать показания на обоих процессах по делу Бьюсолейла, Лесли не захотела выступить в суде — а ведь ее рассказ, будь он правдив, мог в результате послужить причиной освобождения из тюрьмы ее возлюбленного.
