Тревожное предчувствие гражданского столкновения должно было появиться и появилось в обществе еще во времена Михаила Сергеевича Горбачева. Я имею в виду, прежде всего, Россию, а не СССР, потому что противостояние внутри России — наиболее категоричное, острое и опасное. Конечно, ожидания и надежды, связанные с М.С.Горбачевым, были большими. В стране тогда мало кто был равнодушен к новым веяниям, многие стали усиленно следить за политикой и его шагами в ней. Горбачева отличало от предшественников многое. Прежде всего — возраст. Мы отвыкли за многие годы от того, что у власти может оказаться человек сравнительно молодой, и поэтому сразу поверили в возможность преобразований. Для меня было существенным и то, что еще до своего прихода к высшей власти он установил деловые, даже товарищеские, отношения с Маргарет Тэтчер, женщиной удивительной по своим гражданским и человеческим качествам, политиком с прогрессивными взглядами.
Оглядываясь из сегодняшнего дня на то, что происходило (да и сейчас происходит) у нас, не могу отделаться от ощущения, что постоянно — и в те годы, и теперь — довольно умело действует некая скрытая оппозиция, которая то и дело ставит подножки прогрессивной власти и ее руководителям, дискредитируя ее наиболее популярных и талантливых лидеров, их партии и движения.
Причем чаще всего такая дискредитация связывается совсем не с тем, что осуществляют власть, партии, движения, общественные деятели. Скажем, Горбачев впервые начал создавать у нас демократические институты, впервые заговорил об открытости общества, о плюрализме, о гласности. А чем его отвлекли и очернили практически сразу, с первых шагов? Пресловутой борьбой с пьянством. Казалось бы, никакого отношения это не имело к нему напрямую, но все, сделанное им, оказалось дискредитированным. Все как бы потухло. Зная историческое коварство большевиков, думаю, что компрометация Горбачева могла быть подготовлена специально. Мне и по жизни известно, как ломали человеческие судьбы, как выхватывались какое-то событие или какой-то факт, вроде бы не имеющие непосредственного отношения к деятельности человека, и на этом основании перечеркивалась работа всей команды. Второстепенное приобретало значение главного и угнетало человека, и он готов был сам бежать куда глаза глядят, — только бы избавиться от этой абсолютной высвеченности, только бы вернуться в прежнюю, как ему казалось, более безопасную, ситуацию, где не было давления на него, не было провокаций и вражды.
Такими методами пользовались при всех правителях. Только разница в том, что при Ленине и Сталине людей уничтожали, а после Сталина, не отказываясь от арестов и тюрем, КГБ обратился к более «мягким» методам, вроде ссылки в провинцию, высылки за кордон, заключения в психушку. Всегда находились люди, которые, выполняя волю хозяина, готовили материалы для расправы или выбирали жертвы сами. В те времена это были Берия, Ежов, Ягода. Но и в наше время, при нашем президенте нашлись такие. Только теперь в ход активно пошли провокации, компроматы, слухи, чтобы сломить человека прежде всего морально. Так, по крайней мере, действовал Коржаков. Правда, остается пока вопрос: самостоятельно или выполняя чью-то волю?
Такие «атаки» были предприняты против В.Черномырдина, Ю.Лужкова, А.Чубайса, Е.Гайдара и многих других. Что-то подобное случилось и с председателем Госкомпечати Грызуновым, когда его направили в Чечню и потребовали от него «нужной» информации, а он ее, в силу своего характера и моральных качеств, организовать просто не захотел. В итоге в ход были пущены неправедные обвинения его в непрофессионализме и грязные намеки черт знает на что.
Один из сотрудников бывшего КГБ, человек из элитной партийной семьи, как то передал мне свои записи, где подробно были расписаны повадки наших органов МГБ — КГБ и их связи с КПСС. Если верить этим материалам, то в стране была создана мощная агентурная сеть, которую, по должности, держал в своих руках первый заместитель председателя Комиссии партийного контроля при ЦК КПСС. И, судя по этим материалам, в случае потери власти КПСС агентура должна была продолжить свою работу по дискредитации видных политических деятелей, новой власти и реформаторов, с тем чтобы вернуть власть прежнюю. Это по формуле. Если присмотреться к тому, что происходит в нашей жизни, в это можно поверить.
Я думаю, что Горбачев в свое время скорее всего испугался не того, что пошли такие массированные преобразования в Германии, Польше, Чехословакии, у нас в стране. Наоборот, это должно было его как раз морально поддерживать. И, по-моему, поддерживало. Во всяком случае, он не мог не видеть меняющегося к себе отношения Запада — не политиков, а простых людей.
Я был свидетелем, как Запад высвобождался от бремени страха войны. Горбачев, по-моему, начал колебаться оттого, что атмосфера доверия вокруг него — в своей стране — стала меняться и, прежде всего, возобладали рядом с ним совсем другие взгляды, постепенно его окружили совсем другие люди, стал совсем другим круг его общения.
Знаете, как бывает, когда наступает пора бесчисленных анекдотов о видном руководителе. Случайно ли при Хрущеве гуляло так много анекдотов о нем? Ну а почему сейчас не так обильно сочиняют анекдоты, разве меньше забавного стало в нашей жизни? Да потому, что прежде работала целая система — и вот уже осмеянный Хрущев слился с осмеянным Чапаевым. Помните, сколько баек да анекдотов ходило про Чапаева? Не знаю почему, но меня не покидает убеждение: большевизм опасен еще и тем, что всегда использует второстепенное, чтобы ударить по главному. Не исключаю, что и сейчас какие-то потаенные силы могут специально поддерживать у иного человека ощущение, что он «под колпаком», что за ним наблюдают, что если он только посмеет решиться на поступок…
И вот теперь я хочу перейти к основному в своих нынешних размышлениях. Многие считают слабостью Ельцина его выдержку и терпимость по отношению к своим оппонентам, к оппозиции, да и просто к житейским противникам. Конечно, кое-кому хотелось бы видеть силу власти в ее неумолимости и кровожадности. Конечно, немало наворочено в кадровой политике, хотя были попытки выстроить логическую линию на ее ясность и результативность. Но на деле, к сожалению, действовали другие правила, в том числе — субъективные оценки, науськивания президента на верных членов команды со стороны самых ближайших его фаворитов. Правда, тут Ельцин не переступал порога права — он не преследовал свою «жертву», как правило, был далек от мелкого мщения, но и не оставался равнодушным к таким науськиваниям, предпринимая свои контршаги. Известно, когда меняется общественный и экономический строй, строй государственной власти и ее идеология, как правило, с этим бывает связано, в лучшем случае, то, что отдаляются, изолируются, а в худшем — уничтожаются все те, кто работал в прежней системе. И такое случалось уже на нашей памяти.
