Шульгин хотел даже идти с Седовым на полюс. Он рассказывал:
«Но я смотрю: он рассчитывает все — спирт, керосин, продукты — только в один конец… Я говорю: Георгий Яковлевич! А обратно?
Седов отвечает:
— Обратно не пойдем.
Ну, тут мне пришлось уклониться. У меня была семья, дети…»
Даже если Василий Витальевич в чем-то преувеличивал, пересказывая этот эпизод, то не слишком. Таким и был Седов.
Но из затеи националистов ничего не вышло. Экспедиция отправилась к полюсу, снаряженная очень плохо. И Седов погиб… Обратно он действительно не пошел. А государство не нашло ни средств, ни желания, чтобы хотя бы организовать поиск…
С 1913 года Шульгин — редактор «Киевлянина», в 1915-м — один из создателей «Прогрессивного блока», в 1917-м — член Временного Комитета Государственной Думы, пытавшегося встать во главе Февральской революции. Он и А. И. Гучков едут 2 марта в Псков принимать отречение Николая II…
А потом, в ноябре семнадцатого, он — один из организаторов Белой Добровольческой армии (вступил в нее 29-м по списку), создатель подпольной организации «Азбука», один из идеологов Белого Дела…
Крымский крах Врангеля подведет печальный итог этих трех лет (1917–1920). Шульгин окажется в эмиграции.
И будет вспоминать. Всю оставшуюся жизнь вспоминать…
Будут мелькать Константинополь (член Русского совета при Врангеле), Варна, София (до 1922 года)… Германия, Чехия, Франция…
С 1929 года — в Югославии.
…1944 год. В Югославию вступила Красная Армия. Шульгин арестован на улице в Сремских-Карловцах (шел с бидоном за молоком), отвезен на мотоцикле в Венгрию («холод был в коляске и стук ужасный»), а оттуда — на самолете в Москву. Все думали — в Кремль, к Сталину. Оказалось — на Лубянку.
«На Лубянке, у первого столика, отобрали кольца из желтого металла. Выдали квитанцию. Потом спрашивают:
— Вы член партии?
— Нет.
— Беспартийный?
— Нет, я монархист.
— Таких у нас нет.
И записали «беспартийным».
«Двадцать пять лет от ОСО я обрел», — стихами скажет потом Шульгин. В 1969 году мы с ним шутили: «Василий Витальевич! А ведь сейчас вас уже все равно выпустили бы».
…Но выпустили раньше, в 1956-м — по хрущевской амнистии. Старик до конца дней был благодарен Никите Сергеевичу.
Дали квартиру, персональную пенсию, разрешили писать мемуары, пригласили сняться в фильме «Перед судом истории».
В 1961 году — гостевой билет на заседания XXII съезда КПСС.
Но советского гражданства он так и не принял. Остался с зеленым удостоверением, где стояло большими буквами по диагонали: БЕЗ ГРАЖДАНСТВА.
За границей он тоже жил без гражданства. Остался гражданином Российской Империи…
Что больше всего поражало в личности Шульгина — его неистребимый романтизм.
…Когда-то, в 1896 году, ему, восемнадцатилетнему студенту, восьмилетняя девочка-цыганка сказала:
«Слушай, Вася, что я тебе скажу. Тебя много любили и много будут любить. Но так, как я тебя люблю, тебя любить никто не будет».
Шульгина любили многие. Первая его жена, Екатерина Григорьевна Градовская (он женился сразу после университета), «была интересная молодая дама, очень светская, умная, веселая, в обществе просто блестящая». Она родила ему трех сыновей. Старший, Василид, по-домашнему Василек, погиб зимой 1918-го, обороняя Киев от петлюровцев (тот самый эпизод, что описан Булгаковым в «Белой гвардии»). Второй, Ляля (его звали Вениамин) был порубан шашкой на Перекопе и умер несколько лет спустя в Виннице, в сумасшедшем доме. На его поиски приезжал Шульгин в СССР в 1925-м (см. книгу «Три столицы»). Младший сын Дима, участник НТС, жил после войны в Америке. В начале семидесятых Василий Витальевич получил от него письмо (по оказии, письма к нему не доходили) с сообщением, что внук Василия Витальевича, сын Дмитрия, женился на индианке. «Как внук Черчилля», — смеялся Шульгин.
…Потом они расстались. Гражданская война принесла Шульгину новую любовь, трагическую. «Даруся», Дар Божий, она умерла от испанки, в одиннадцать дней, 29 ноября 1918 года. Василий Витальевич никогда не диктовал о ней. Говорил: «О ней нужно писать книгу или не писать ничего».
Но время врачует. В самом конце крымской эпопеи Врангеля произошла встреча, которой Шульгин не придал сначала особого значения. Девушка-радистка, которую арестовали по недоразумению контрразведчики, даже хотели расстрелять. Василий Витальевич вступился, заставил разобраться. Девушка оказалась дочерью генерала Седельникова. Ее звали Мария Дмитриевна.
Вот и все. Просто выручил человека.
…Она нашла его после, в Константинополе. Он сказал:
— Мне сорок три года, я вдвое старше вас. У меня взрослые дети. Я устал от утрат, от жизни…
Мария ответила просто, как в кино:
— Давайте попробуем.
И они прожили вместе почти полвека. В Константинополе («в одном доме, чýдное место, которое принадлежало прежде Русскому посольству; так раньше когда-то был гарем»), в дальнейших скитаниях. И наконец, в Сербии, в Сремских-Карловцах, откуда его с бидоном увезли на Лубянку…
Когда его выпустят и поместят в дом престарелых в Гороховце, она добьется разрешения и приедет к нему из Венгрии.
Десять лет они прожили в старом тихом Владимире в однокомнатной квартире на улице Фейгина (дом 1, квартира 1). В 1968 году Мария Дмитриевна, Марийка, как называл ее старик, умерла от рака. Ему оставалось жить без нее еще почти восемь лет.
Она не забывала его и после смерти. Приходила — во сне и наяву — в трудные минуты, советовала нужные лекарства, предупреждала о неприятностях.
Одна из записей, 3 сентября 1971 года: «М. Д. была (во сне) так оживлена и весела, как никогда еще со времени ее смерти. Причина этого осталась мне неизвестной». В мире наших умерших своя логика. Видимо, ей было открыто в тот день нечто такое, что еще не положено было знать ему, живому.
Двадцатый век, подчеркивал он не раз, — век национализма и фашизма. В одну из долгих бесед, в начале семидесятых, когда В. В. Шульгин гостил у меня в Красногорске, мы попытались, перечитывая главы из старых его книг, сформулировать, как он говорил, «аксиомы националистической этики», которым он старался следовать в жизни. И которые, думаю, поучительны для всех.
Национализм есть способ смотреть на мир глазами своей нации, оценивать ситуации и поступки с точки зрения интересов своей нации, жить и мыслить в традициях и понятиях своего национального космоса. Поэтому первая аксиома Шульгина (в книге 1929 года он называл ее «аксиомой националистического мира») звучит так:
«Каждая нация, раса, народ имеет право на место под солнцем. Хороша она или плоха, но тем фактом, что она существует, она имеет ярлык на продолжение бытия. Народ народился на свет Божий, он существует, он хочет существовать и дальше. И хочет быть таким, как он есть. Русский народ, разумеется, не составляет исключения. Поэтому, ввиду выше указанной политической аксиомы, он имеет право существовать и далее. И притом в качестве именно русского, а не какого-либо другого народа».
