На одной из фотографий, пожалуй, самой из всех загадочной, появляется Файнгерш. Просторная комната с зеркальными стенами. Мэрилин Монро примеряет корсет в блестках, в котором собирается предстать перед публикой на благотворительном концерте. На переднем плане, прямо посередине кадра, — сам фотограф, нацеливший камеру на собственное отражение в зеркале в присутствии не обращающей на него никакого внимания звезды. Он как будто намеренно лезет вперед, но при этом прячет лицо за фотоаппаратом. В этом снимке отразилась вся судьба Файнгерша. Запечатлеть Мэрилин на пике славы — и исчезнуть с горизонта, оставшись никому не известным.
Эта фотография показалась мне чрезвычайно красноречивой. Словно Файнгерш шестьдесят лет спустя обращался ко мне из Зазеркалья: «Дело было в пятьдесят пятом. Был город, а в городе была Мэрилин Монро. Ну и я там тоже был, сопровождал блондинку с ее первых шагов по Манхэттену...» Долго-долго смотрел я на снимок. А потом решил ему ответить. Так и началась вся эта история.
О том, как Эд ушел на войну, стал фотографом и прославился
Вечером 15 сентября 1954 года Джордж С. Цимбел слонялся по коридорам фотоагентства «Пикс». Молодой, исполненный энтузиазма фрилансер мечтал об одном: чтобы ему дали задание. И тут ему повезло. Джорджу Карджеру — старому зубру фоторепортажа — позарез понадобилось домой. «Скажи мне, мальчик, если бы тебе предложили снимать любую мировую знаменитость, кого бы ты выбрал?» Цимбел минутку подумал и брякнул: «Мэй Уэст, кого ж еще?» «Ну, ты не так уж промахнулся, — хмыкнул Карджер. — Что скажешь насчет Мэрилин Монро?» Через несколько минут Джордж уже кубарем скатился по лестнице, прыгнул в такси и помчался на Лексингтон-авеню, в кинотеатр «Транс-Люкс». Весь город знал, что Мэрилин несколько дней назад приехала в Нью-Йорк для съемок в фильме режиссера Билли Уайлдера «Зуд седьмого года». «Пикс» получило приглашение — отнюдь не эксклюзивное, впрочем, — присутствовать при съемках одного чрезвычайно любопытного эпизода. Прибыв на место, Цимбел обнаружил плотную толпу, с нетерпением ждавшую появления звезды. Два десятка фотографов, полицейские и сотни зевак. Цимбел протолкался к самому ограждению, по пути коротко поприветствовав приятеля и коллегу Гарри Виногранда. Атмосфера была как на стадионе в день решающего матча. Соперники — представители двух поколений фотографов. Молодежь вооружилась 35-миллиметровыми камерами. Их «Лейки», «Кэноны», «Контаксы» позволяли ловить будущий кадр непосредственно в видоискатель, прижатый к глазу. Старики склонялись над своими драгоценными «Роллейфлексами» и «Айкофлексами», притиснутыми к животу. «Мы называли их пупочниками», — улыбаясь, вспоминает Цимбел.
Поработав локтями, он нашел себе идеальное местечко. Но зрелище, которое ему предстояло увидеть, превзошло самые смелые его ожидания. Появилась Мэрилин — в белой весенней юбке, несмотря на жуткий холод. Рядом с ней шел актер Том Юэлл, но на него никто не смотрел. Режиссер Билли Уайлдер раздал указания, Цимбел щелкнул первый кадр и прокрутил пленку. И тут вдруг заработал вентилятор и на манхэттенском асфальте расцвел вызывающе прекрасный цветок. Да, Карджер, наверное, всю жизнь потом локти себе кусал, что именно в тот вечер его повлекло к домашнему уюту. То, что они увидели, было вызывающе прекрасно. Под потоками гонимого вентилятором воздуха юбка звезды вздулась наподобие волшебного парашюта. Замелькали вспышки фотокамер. С каждым дуновением ветра актриса заливисто хохотала, демонстрируя обалдевшим фотографам свои трусики цвета слоновой кости. Восхитительно грациозная, она одним своим взглядом усмиряла мигающего монстра — нескольких десятков пялившихся на нее фотографов. Закрываясь и раскрываясь, она играла своей юбкой словно мулетой перед носом разъяренного быка. «Юбка взлетала все выше, — вспоминает Джордж Цимбел. — Мы глазам своим не верили. Из толпы неслись крики: «Еще!» Не забывайте: дело было в пятьдесят четвертом году!» Цимбел ненадолго отвлекся от созерцания трепета легкой ткани — перевести дух, а заодно перезарядить пленку. И в этот миг прямо напротив себя заметил Эда Файнгерша, который спокойненько устроился на коленках прямо под софитом. И не раздумывая щелкнул камерой.
С тех пор прошло больше пятидесяти лет. И вот я у Джорджа в гостях, в его студии в Монреале. Лето только началось, и Квебек мокнет под холодным дождем. «Кофе будете?» У него все та же улыбка двадцатилетнего парня. На своем веку я встречал многих фотографов и хорошо знаю, что глазные мышцы — орган, требующий постоянной тренировки. Во взгляде Джорджа сквозит особая острота, свойственная людям, всю жизнь смотревшим на мир сквозь прицел видоискателя. Между тем его жизненный путь никак не назовешь типичным. В начале 1970-х, поняв, что больше не в состоянии терпеть тошнотворную атмосферу правления Никсона, возмущенный войной во Вьетнаме, он покинул Нью-Йорк и перебрался в Канаду, где купил ферму. Лет десять занимался разведением кур и свиней, после чего вернулся в город и поселился в богемном квартале. Вечный фрилансер, считающий фотографию «демократическим искусством», он выставляется в самых престижных галереях и продает свои работы через аукцион «Кристи». Забитые книгами полки, коробки с негативами — немые свидетельства жизни, проведенной в непосредственной близости от выдающихся лиц и событий. Рядом с кабинетом примостилась оборудованная на старый лад лаборатория: кюветы, красная лампочка, ни с чем не сравнимый стойкий кисловатый запах... Джордж до сих пор работает «вручную», хотя почти все его творчество хранится в заархивированном виде на жестком диске. Я видел его фоторепортажи из Нового Орлеана, видел его стриптизерш и джазменов, но понятия не имел, что он — один из тех редких людей, кто еще помнит Эдди Файнгерша. «Все утро сегодня на вас трудился. Вам с сахаром?» Он протянул мне чашку и малоизвестную фотографию Мэрилин на вентиляционной решетке, сделанную им в 1954 году. Звезда запечатлена в профиль, чуть наклонившись вперед, она весело смеется оттого, что ветер вздувает ее юбку. Джордж указал мне на едва различимую фигуру в глубине снимка — мужчина, стоящий на коленях под софитом. Лица не видно — его закрывает камера «Никон». «Это он, Эдди Файнгерш. Обратите внимание на его руки, — тихо говорит Джордж. — У него были потрясающие руки. Никогда не забуду, как он держал аппарат, — с нежностью, с какой-то грацией, что ли. Как будто играл на музыкальном инструменте».
В тот день Эдди впервые снимал Мэрилин. Он — на тротуаре. Она — в облаках. Все фотографии пропали. Если бы они нашлись, у нас был бы кадр, снятый с противоположной точки: Джордж Цимбел в тени Монро. На фото Цимбела — редчайший случай — Мэрилин и Эд запечатлены вместе. Еще один подобный снимок несколькими месяцами позже сделает сам Эдди, поймав свое отражение в зеркале примерочной.
