Младший брат Якова, Сэм Роцкович, раньше его эмигрировал в Америку. 19-летним он приехал в Портленд, штат Орегон. Спустя восемь лет он женился на богатой американке, поменял фамилию Роцкович на Вайнштейн и стал совладельцем большой фирмы, торговавшей одеждой. У него родились двое детей, которые чувствовали себя полноправными американцами и не хотели иметь ничего общего с «голодранцами», приехавшими из России.
«Никто из вас не в состоянии представить чувства десятилетнего мальчика, приехавшего из России в Америку в старом коротком пальто, в стоптанных башмаках и, к тому же, не понимающего ни слова по-английски», – говорил Марк Роцко, будучи богатым и знаменитым, в интервью журналу «Тайм». Таким он и остался в душе до конца своих дней – застенчивым, чувствующим свою неполноценность десятилетним мальчишкой.
Спустя пару летних месяцев по приезде Марк в сентябре пошел в школу. Дети иммигрантов были помещены в один класс. С ними никто не занимался. Предполагалось, что они сами научатся языку, попросту слушая его. В первый же день Марк вернулся весь избитый, в ссадинах. Так началась наука в суровой школе жизни.
Как и все мальчишки, Марк продавал газеты. Это было хоть и небольшим, но подспорьем для семьи. Марк ненавидел это занятие. В своих воспоминаниях он рассказывает: «У нас была настоящая борьба за угол. Занять угол – означало заработать. Каждая продажа газет заканчивалась потасовкой. Черные кровоподтеки, разбитые носы – все это было в порядке вещей». Марку доставалось больше, чем другим. Он был слабее, чувствительнее, доверчивее. Однако жизнь научила его быть выносливым.
Дела в школе шли неплохо. Как и многие дети иммигрантов, Марк оказался более развитым и подготовленным к учебе в школе. Поэтому он, еще недавно не зная ни слова по-английски, заканчивает школу за три года, сдавая экзамены экстерном. Его называли «еврейской гордостью». После успешного окончания средней школы Марк продолжил обучение в Линкольн хайскул, где тоже добился значительных успехов. Он запомнился ученикам и педагогам как «неординарная личность». Марк играл на пианино и мандолине, ловко подбирая популярные мелодии. Довольно бойко писал стихи, был любимцем и душой компании. Видя его желание учиться, администрация школы и попечительский комитет выхлопотали для него стипендию в Йельском университете.
Наверное, со времен Великого Исхода евреи перемещаются по свету в поисках лучшей жизни. То же произошло и с семьей Роцковичей. Попасть из маленького Даугавпилса в Америку, затем в престижный Йель – это трудно было себе представить. Наверное, перемена была слишком резкой для него, еврейского застенчивого парня, который всегда чувствовал себя чужаком среди блестящих йельских денди. Он оказался в пресловутой «квоте» – выделялась одна десятая процента финансирования для обучения талантливых, но бедных иммигрантских детей. Марк оправдал все надежды, заплатил по всем кредитам. Его называли «гением», «блистательным», но он не вписывался в общество. Он был пария. Да, талантливый, да, блестящий, но – пария. Еврей, иммигрант, возможно скрытый большевик – этого боялись больше всего.
Марк был отчаянно беден, у него не было очень многого, к чему обязывало звание студента Йеля: красивой одежды, автомобиля, раскованных манер… И проучившись два с половиной года, Марк решил оставить Йель. Да и ситуация в семье сложилась очень сложная. Умер Яков Роцкович, заботы о семье легли на плечи матери. Время настало трудное, одно утешение – все дети как-то устраивались в жизни, а Марк, как всегда, отличился – он решил стать художником. С этой целью он переезжает в Нью-Йорк, поступает учиться в Студенческую художественную школу, где в то время преподавал Макс Вебер – фигура исключительная, ярко одаренная. Музыкант и певец, он мечтал соединить искусства, говорил о синтезе музыки и живописи.
Макс Вебер учился и жил довольно долгое время в Париже. Был дружен с Матиссом, знаком с Пикассо, Руссо, Аполлинером. Когда он вернулся в Нью-Йорк, он открыл собственную мастерскую, продолжая традиции французских мастеров.
Избрав для себя жизнь художника, Роцко обрек себя тем самым на жизнь вне семьи, на полунищенское существование. «Очень часто мы вечерами, после изнурительных занятий в рисовальном классе, ходили в русскую чайную. Там, не в состоянии купить что-нибудь более существенное, мы покупали хлеб, чай и слушали русский балалаечный оркестр», – вспоминал Марк Роцкович.
В те далекие 30-е годы у него не было собственной художнической позиции. И поэтому он пробовал себя в коммерческом искусстве, в поп-арте – ведь нужно было зарабатывать что-то на жизнь. Каждый заказ на оформление витрин воспринимался как дар небес. Лето 32-го года Марк провел вдали от шумных улиц и городской духоты. Вместе с друзьями он взял в аренду летний домик. И, конечно же, взял с собой мандолину. Однажды летней ночью он сидел у костра и пел. Звуки музыки привлекли молодых людей, расположившихся неподалеку. Среди них была и молодая художница из Бруклина Эдит Сакер. Так начался летний роман, приведший к женитьбе. Молодые сняли небольшую квартирку, в которой, по словам Эдит, «царило искусство». Марк писал картины, Эдит рисовала и лепила, и оба были влюблены в музыку. Купили на распродаже недорогое пианино, и Марк часами играл, забывая даже о живописи.
У них было много общего: оба дети иммигрантов из России, влюбленные в искусство. Эдит родилась недалеко от Киева, в семье, где искусство было профессией: отец был архитектором, мать – художницей. Обстановка в семье импонировала Марку, у него появилась обширная родня: у Эдит было три брата и три сестры. Все молодые, способные, веселые. В доме было шумно и интересно. Марк много работал, подбадриваемый Эдит.
Именно так ощущал себя Марк Роцко, говоря о себе, стремясь к созданию нового имиджа. Вместе со своими друзьями-единомышленниками он создал группу «10». В историю искусств она вошла как революционная, яркая, необычная по творчеству и направлению группа. Так же, как и импрессионисты в свое время организовали Салон Независимых как вызов официальному искусству, так и «группа бродяг», как себя именовали участники «Десятки», была необычной организацией. «Мы – бездомные бродяги», – писали они в своем манифесте. И они действительно были такими. Молодые художники собирались раз в месяц, смотрели работы друг друга, обсуждали общие проблемы.
Однако просуществовала группа недолго – не было финансовой базы, общей идеологической платформы, кроме того, каждый решил пойти собственной дорогой. Вот и Марк Роцкович избрал путь «одинокого волка». Направление было избрано: абстрактный экспрессионизм. «Писать картины для меня столь же естественно как говорить, пить, дышать, – говорил Марк. – Но мои идеи приходят ко мне разными путями: иногда – внезапно, иногда я долго обдумываю, что мне еще предстоит сделать. Абстрактный экспрессионизм дает возможность для самовыражения. Цветом, динамикой, формой я могу выразить и достичь многого».
