Став главой семьи, Сэм стал еще больше следить за собой, одевался лишь в сшитые у хорошего портного костюмы, заказывал обувь, каждый год ездил с женой в Европу. Там он исправно посещал музеи, все записывал у себя в блокноте. Но не только живописные шедевры интересовали его. В Европе перчаточный бизнес шел намного лучше чем в Америке, и Сэм преуспевал. Он намного увеличил свое состояние.
…Лето в 1913-м выдалось особенно жарким. В тот августовский день Сэм вообще не выходил из оффиса. Необходимость быть целый день в черном шерстяном костюме была мучительной. Поэтому он так обрадовался, выйдя в конце рабочего дня на улицу. Хотелось пройтись пешком. По дороге он увидел дешевый кинотеатр. «Не могу объяснить, что меня потянуло туда, – рассказывал спустя много лет Сэм Голдуин, – но тогда я не смог побороть искушение и зашел в полутемный зал». На него резко пахнуло дешевой косметикой, жареной кукурузой. Устроившись в одном из последних рядов, Сэм не отрываясь смотрел на экран. Черно-белые фигуры: полицейские, воры, влюбленные, жили своей жизнью. Громко играл тапер, люди, сидящие рядом, бурно переживали происходящее на экране. Они комментировали вслух, смеялись, подбадривали или осуждали героев коротких фильмов. Своего апогея восторг достиг, когда на экране появился красавец-ковбой, одинокий всадник в широкополой шляпе. О, как он был прекрасен! Он скакал на лошади, и потом, на всем скоку, перескочил в несущийся прямо на зрителей поезд. Невозможно описать, что началось в зале! Аплодисменты, выкрики, – реакция была бурной. Всадник в ковбойской шляпе был неподражаем. Закончился киносеанс. Сэм Голдфиш вышел из кинотеатра. «Слава Богу, – подумал он, – что рядом никого нет и нет необходимости разговаривать». Он был не в состоянии думать ни о чем, кроме увиденного. Ковбой, мчащийся поезд, а, главное, реакция зрителей, переживающих происходящее на экране, потрясли его. С ним произошло то, что в свое время произошло с братьями Уорнер, с Факсом, Цукором, – он был потрясен увиденным, он открыл для себя доселе невиданный мир и захотел стать частью его.
Сэм шел быстрым шагом вдоль Тридцать четвертой улицы к своему шурину, неустанно размышляя о кино. Дорога заняла полчаса, и столько же времени ему понадобилось, чтобы принять решение.
Приняв решение однажды, он уже не отступал от него. Поэтому, ворвавшись как вихрь к Джесси, он с порога закричал: «Я знаю, как заработать много денег». «Интересно узнать как», – ехидно ответил его шурин, который недавно прогорел на сто тысяч долларов, безуспешно пытаясь перенести кабаре Фоли Бержер из Парижа в Нью-Йорк. «Мы будем делать кино!» «Кино? – переспросил Джесси. – Я предан театру и не собираюсь ничего менять». «Но мы будем делать настоящее кино, как пьесы на Бродвее. Это будут длинные картины, романтические, с любовными приключениями, публика это ужасно любит!» «Как же мы будем делать кино, если мы в нем ничего не смыслим? Неплохая парочка: неудавшийся актер и продавец перчаток…» Разговор длился очень долго и продолжался на следующий день, неделю, месяц. У Джесси был давний друг юности, Сесиль де Милль, талантливый драматург, весьма романтично настроенный молодой человек. Как-то в откровенном разговоре он сказал Джесси: «Я нуждаюсь в новом материале для творчества. Я решил отправиться в Африку в джунгли, к дикарям». «Но тебя там могут убить». «Ну и что? Мне нужны приключения, свежие идеи». «Если ты ищешь приключений и не боишься риска, я могу тебе предложить нечто более интересное: давай делать кино». И вдруг Джесси увидел как зажглись глаза Де Милля. Он схватил Джесси за руку, сильно ее сжал и воскликнул «Давай!» Вот именно с этого момента и началась история американского художественного кино.
Сэм Голдфиш был в восторге от того, что его шурин согласился начинать вместе с ним кинобизнес. Устраивала его и кандидатура Де Милля. Одно было неважно – у них не было денег. А как начинать бизнес без денег? Сэм думал об этом дни и ночи напролет, стараясь найти друзей, знакомых – тех, у кого можно было бы одолжить денег. Вроде бы поиски увенчались успехом – он нашел одного молодого человека, который согласился вложить деньги в развлекательный бизнес.
После роскошного обеда в дорогом ресторане будущий покровитель попросил написать проект с примерными затратами, замыслами и попросил сделать это как можно скорее. Поручили это Де Миллю как писателю. Он тут же в ресторане за столиком написал черновой вариант. Его прочитали и одобрили. Все было бы неплохо, но банкир выдвинул условие, согласно которому главную роль в первых фильмах должна была играть его невеста, и тут у Сэма хватило силы сказать категорическое «нет». На этом все отношения были прерваны.
В конце концов, после многочисленных поисков, бесед, встреч, деньги были найдены. Остановка за режиссером и сценарием. Что снимать? Какой сюжет? Опять споры, поиски. Остановились на сюжете, который всем показался интересным-пьеса Эдвина Ройла «Индеец». Это история о некоем англичанине, который отправился на Дикий Запад в поисках своего брата-негодяя, похитившего фамильные ценности и скрывшегося в индейской резервации. Эта пьеса была очень популярна в Лондоне и Нью-Йорке, делала большие сборы. Платить режиссеру не было возможности, и поэтому Де Милль взялся снимать собственными силами. Для приобретения опыта он был командирован на студию Эдисон в Бронксе, чтобы воочию увидеть, как снимается кино. «Это очень просто, – рассказывал потом Де Милль, – режиссер кричит: «Мотор!», оператор включает камеру, красивая девушка-актриса бежит, спасаясь от невидимого преследователя, после этого в конце дороги к ней подбегает тот, от кого она спасалась, они начинают размахивать руками, отчаянно жестикулируя. Он хватает ее и страстно целует. Режиссер кричит: «Снято!» и начинает снимать другую сцену. Это настолько просто, – заключил Де Милль, – что мы будем снимать фильмы, равных которым не будет». Эти слова обнадежили других участников, и компания по производству фильмов была создана. Президентом ее стал Джесси Ласки, поскольку его имя было известно в театральных кругах, Сэм Голдфиш – генеральным менеджером, учитывая его незаурядные организаторские способности, и Де Милль стал главным режиссером. Теперь была остановка за местом для постоянной работы, оффиса и съёмочной площадки. Всем очень хотелось снять первый фильм «Индеец» в обстановке, максимально приближенной к натуре, то есть индейской резервации. После многодневных поисков место было найдено. Вот он – текст исторической телеграммы, полученной 26 декабря 1913 года от Де Милля: Мне необходимо разрешение на аренду амбара в местности, называемой Голливуд тчк стоимость рента 75 долларов в месяц тчк приветы Джесси и Сэму тчк.
